За красной Китайской стеной - Гостиный двор. В лавках - лисицы белые и красно-бурые, сукно "брюкиш" - из города Брюгге, дешевый бархат и дорогая персидская парча.
Купцы выхваляют товар, хватают прохожих за полы:
- Эй, ступай сюда! У нас торговля государева!
- Ствол мушкетный - двадцать алтын! Пика - четыре деньги!
Толпятся, щурятся на мушкеты и пики чуваши и ногаи. Им оружие продавать не велено: "не случилось бы мятежей".
В меховом ряду старый хромой купец встретился с немцем.
- Здрав будь, Роман! - сказал купец. - Верно ли бают, что с государевым делом в Любку едешь?
- Еду, - ответил немец, - уж и кони запряжены. Одеял дорожных теплых ищу.
- И я в путь собираюсь. Сын мой в Азове выкупа ждет - в неволе скован. Товар вот приторгую да и поеду чадо свое вызволять.
- Давай бог удачи!
- Множество русских нынче в плен сведено... - сказал купец. - А ты пошто в Любку едешь? За дохтуром для государя или с каким товаром?
- За дохтуром. Да еще посланы со мной государевы грамоты суконным мастерам и рудознатцам, што умеют находить руду серебряную. Да велено ж мне сыскать мастеровых трех или четырех, которые знают золотое дело, чтоб ехали к царю мастерством своим послужить.
- В гору пойдешь, Роман, - сказал купец, - пожалует тебя царь. Давай бог и тебе удачи!
Купец и немец разошлись: один приторговывать для Азова товар, другой - искать теплые ездовые одеяла. Немец то и дело клал руку за пазуху - остерегался, не стащили бы воры царский наказ:
"Память Роману. - Проведать ему, где ныне цесарь. И война у
цесаря с турским султаном есть ли... Да что проведает, то Роману
себе записывать. А держать Роману у себя наказ... бережно, тайно".
Купцы запирали на обед лавки. Ложились отдыхать у дверей на землю.
Врезанный в небо, осыпанный крестами Кремль сверкал на солнце. Дни все еще стояли погожие, теплые, но по утрам уже затягивал лужи ледок.
7
Меж тиховодных протоков и затонов курился редкий дым ловецких станов.
Среди озер, позараставших чилимом, где весной расцветал лотос, притаились рыбные промыслы.
Скоро суда жирным слоем покроет наледь. Каспий тяжело заволнует плотные, железные воды, и студеными молотками утренников все будет заковано в лед.
Ловцы готовили снасти. Дверь лубяного лабаза была открыта, и запах просоленной рыбы шел от черневших чанов и ларей.
- А Ивашка где? - раздался голос в глубине лабаза.
- Чилим резать поехал, - откликнулись на берегу.
На излучине затона едва виднелась утлая лодка. Гребя одним кормовым веслом, Ивашка уходил от стана в глушь тростников.
Синие глаза стали еще синей на волжском приволье. Он смотрел на воду. Спугнутое челном, обманной близостью сверкало "руно" - стаи рыб.
Выбрав чилимистое место, он вышел на берег Пахло стоялой водой и камышовой прелью. Вокруг обильно рос годный для засола чилим - водяной орех.
Став на колени, он принялся резать скользкие стебли.
Коряги темнели в воде, оплетенные ужами. Черепахи грели на солнце древние свои щиты.
В слитный шум камышовых метелок ворвался быстрый вороватый хруст.
"Кабан!" - подумал Ивашка, вскакивая на ноги.
Смазанная жиром петля, больно резнув в локтях, бросила его на землю.
- Ясырь!* - крикнули над ним, и чья-то рука вырвала у него нож...
_______________
* Я с ы р ь - невольники, военная добыча, живой товар.
Челн с пленником полетел по затону, поднимая громко крякавших уток. В камышах были спрятаны татарские кони. Утемиш-Гирей - тот, что выследил Ивашку, - первый вскочил в седло.
- Бегай, урус! - весело сказал он и отдал конец аркана второму татарину.
Они погнали коней в степь.
За волнистым руном стад, в добела вытоптанной степи - скрип телег, ржание кобылиц, расставленные полумесяцем кибитки. Натянутая на колья бечева отделяла от стана небольшой загон. Злые кудлатые псы стерегли ясырь, их то и дело натравливали на пленников татарские ребята.
Смуглый, кольцеволосый пленник подошел к Ивашке и что-то сказал. Ивашка не понял.
- С Веницеи он, - проговорил лежавший в стороне казак, - не уразумеешь его, друже!
Итальянец был на голову выше Ивашки и года на три старше. "Знатный пленник!" - подумал Ивашка, разглядывая его бархатную шапочку и дорогой иноземный кафтан.
- Francesco! - сказал итальянец и показал себе на грудь пальцем.
- Иван... Болотников... - сказал русский.
Они уселись на траве.
Степной дым проникал к пустому небу. От улуса в степь проносились табуны.
Франческо нескольно раз быстро дернул рукой, как если бы что резал. "Нож ему надобен", - смекнул Ивашка и вывернул свои карманы; вместе с обрывками бечевы на землю упал гвоздь.
Взяв его как перо для письма, Франческо стал водить им по куску бересты. Вскоре на сером поле выступила голова коня.
- Ишь мастер! - промолвил Ивашка.
Франческо кивнул головой и обернулся.
Утемиш-Гирей, меднощекий, в зеленой ермолке, прищелкивал языком и пыхтел, надуваясь до горла.
- Шёмыш ай тамга делай! - сказал он и начертил на земле чашу и полумесяц; потом вынул из ножен кривую, тонкую саблю и подал ее итальянцу, тыча пальцем в гладкий, как струя воды, клинок. Франческо знаком показал, что ему нужен чекан. Утемиш-Гирей присел на корточки, закричал. Принесли чекан. Франческо ногтем испытал резец и принялся за работу...
Татары несли чугунные кувшины для омовения при молитве. Дробно стучали барабаны - обтянутые кожей глиняные горшки.
Франческо подал татарину клинок. Утемиш-Гирей, осмотрев тамгу, одобрительно закивал головою. Врезанные в сталь, сияли: "шёмыш" - чаша и "ай" - месяц...
Стоявшие живою стеной стада ревели. Над ними поднималось облако пара. Еще выше - над облаком - закачался звездный ковш.
Ивашка лежал на спине. Ему было тоскливо и зябко.
"В Москве ли, - думалось ему, - на Волге ль - все едино: плеть да аркан всякую спину найдут... Неладно живут люди. И с чего это, невдомек мне..."
И он долго лежал, не закрывая глаз.
Звездный ковш над ним все качался, качался.
Чудилось Ивашке: это из него, из ковша, льются на степь синева и прохлада. Острая звездочка вытягивалась, вонзалась в землю.
Татары называли ее "Железный кол"...
Гоня перед собою скот, ставя на привалах шатры, татары прикочевали к речке Камышинке. Оттуда они двинулись на Дон.