— Что это значит — «не буду»? Вы должны! — повысила голос Сова. — Слышите?
— Она, правда, извинялась, Лидия Георгиевна, — вмешалась Мика. — Бурунова сама не хочет…
— Потому что она обижена. Natalie, ma chère[3], успокойтесь, не обращайте внимания. Надо быть выше мелочей… Вы такая благоразумная девочка… Я горжусь вами. Ну, всё кончено, не правда ли?
Сова наклонилась к Буруновой и ласково положила ей на плечо руку.
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
У Совы болели зубы. В класс она явилась с подвязанной щекой и была в этот день особенно раздражительной. Пока она разговаривала с дежурной, девочки любовались перекошенным лицом Совы и потихоньку пересмеивались:
— Божественная красавица!
— Вот если бы она насовсем так осталась! — шёпотом пожелала Зойка.
Мика громко фыркнула.
Держась за щеку, Сова поглядела на класс злыми глазами.
— Тише! Что это за веселье такое?
Опухоль мешала говорить. Вместо «веселье» у неё получилось «вешелье».
Сова взяла в руки свою чёрную шёлковую сумочку.
— Я иду к врачу. Пожалуйста, ведите себя как следует, — сказала она. — Natalie, я оставляю вас старшей… Потом вы скажете мне, как вёл себя класс.
— Хорошо, Лидия Георгиевна! — вскочила Бурунова.
Классная дама ушла. Поднялся шум. Урок был пустой. Бурунова бегала от парты к парте и уговаривала класс:
— Тише! Не кричите!
Шум стихал, но ненадолго. Через минуту смех и разговоры становились ещё громче.
Бурунова раскраснелась. Схватила указку, забежала за учительский стол и, стуча указкой по чернильнице, громко и раздельно, подражая Сове, проговорила:
— Ес-ли вы сию же ми-нуту не пере-ста-нете кричать, я всё ска-жу Ли-дии Георгиевне.
— Да говори, пожалуйста! — выкрикнула Мика.
— Подумаешь, классная дама! — не отставала Зойка.
— Госпожа классная дама! Permettez moi de quitter la classe?[4] — послышался кроткий тоненький голосок. Верка Телятникова, подняв руку, стояла за своей партой. Лицо её было совершенно серьёзно.
— Иди! — милостиво разрешила Бурунова.
Телятникова направилась к дверям, медленно вышагивая деревянной походкой, не сгибая коленей и опустив по швам руки.
Дружный хохот всего класса провожал её. На момент вся важность слетела с Буруновой; не выдержав, она засмеялась, но сейчас же, спохватившись, снова приняла серьёзный вид.
Ирина с Микой пошли к окну. Обходя столик Совы, Ирина увидела на полу около классного шкафа небольшую чёрную книжку.
— Посмотри, Мика!
— Записная книжка Совы! — ахнула та. — Вот так здорово! Давай посмотрим…
Они положили на подоконник книжку и стали перелистывать.
— Что у вас такое? — подбежала Зойка.
— Книжка Совы. На полу нашли…
— Ах! Это интересно! — воскликнула Зойка и повернулась к классу. — Девочки! Девочки! Что у нас есть!..
— Тсс… Кто тебя просил? — с досадой сказала Мика, но было уже поздно. Все повскакали с мест и окружили их. Подошла даже Маковкина. Одна Бурунова сидела за столом.
Первые страницы были неинтересны: расписание уроков. Перевернули дальше и увидели старательно разграфлённую страничку со списком учениц, с пометками против некоторых фамилий.
Начали разбирать.
Остальные фамилии тоже имели в примечании разные пометки.
— Верка! Про тебя написано «сорв.».
— А про Зойку-то!
— Только Буруниха и хорошая!
Бурунова услышала свою фамилию, подошла.
— Что это вы смотрите? А-а… вы где это взяли?
— Тебе какое дело?
— Огнева, сейчас же отдай мне книжку Лидии Георгиевны.
— Вот ещё! — вытянула Мика губы.
— Ты не имеешь права. Я — старшая в классе.
— Убирайся, пожалуйста. Книжку нашла Лотоцкая, она и отдаст Сове. А ты не лезь… старшая!
— Конечно, старшая. Меня Лидия Георгиевна оставила! Лотоцкая! Немедленно отдайте книжку.
Но Ирина даже не взглянула. Она читала новую аккуратно разграфлённую страницу. Тут было записано отданное прачке бельё.
Дальше почти на каждой странице упоминался какой-то Владимир Иванович:
«Поблагод. Влад. Ив. за цветы». «Посоветовать Влад. Ив. белошвейную мастерскую на Полтавск. ул.».
«Купить ко дню рождения Влад. Ив. дюжину лучш. нос. платков (конечно, полот.) у Чурина».
— Какой же это Владимир Иванович? У нас ведь такого нет?
— Нет!