Машенька вдруг вспомнила: дядя Федор Петрович говорил о новых порядках в Академии. Сережа, будущая знаменитость, которым гордилась бы родина, ее жених, ее веселый любимый друг, на всю жизнь — крепостной. Его могут продать за деньги или обменять, как вещь, как домашнее животное…
— Сережа!.. Сережа!..
Сергей подобрал осколки, вытер тщательно пол и, пряча лицо, выбежал из гостиной.
Вторая бессонная, полная отчаяния ночь в постели под белым кисейным пологом. Днем нудный разговор с матерью о том, что жизнь дорожает, что выезды стоят слишком много денег, что покойный генерал Баратов оставил жене и дочери не по их достоинству ничтожный капитал и маленькую деревеньку, почти не дающую дохода. Обведенные синими кругами заплаканные глаза Машеньки, ее нервность и непонятная тоска — все это никуда не годится. Все это надо изменить, и как можно скорее. Правда, Машенька еще очень молода. Но что делать?.. Обстоятельства требуют поторопиться пристроить ее. И такая удача — как раз подвернулась блестящая партия: барон Ребиндер, из остзейских аристократов. Он хоть и пожилой, но еще крепкий мужчина и весьма воспитанный. Мать не допустит отказа — пусть девчонка и не воображает упрямиться. Все эти старые деревенские ухватки необходимо раз и навсегда забыть. "Не выйду без любви!" Скажите!.. Какая там любовь, когда скоро придется выезжать в расшлепанных туфлях и заштопанных перчатках! Девчонка дура, и больше ничего!
— Ах, маменька! Неужели вы ничего, ничего не понимаете?.. — И не хочу понимать.
Машенька билась в неслышных рыданиях. Потом слезы разом высохли, девушка села на постели, задумалась.
В углу у киота мигала зеленым огоньком лампадка, освещая лик Христа старинного письма, привезенный из деревни вместе с другими привычными вещами. Все как в детстве: полог, лампадка, киот… Только сама она уже не ребенок. Никто, даже дядя, не может ей помочь. Она узнала: он ездил хлопотать о Сереже к Благово, долго разговаривал с Иваном Андреевичем Крыловым, ведь тот близок в делах с президентом Академии. Все напрасно. "Сережа, как щепка, попал в общий водоворот", — сказал дядя. И он не один в таком ужасном положении.
Но для Машеньки он — единственный, лучший, самый достойный счастья. И самый обездоленный… Если ему никто, никто в целом мире не может помочь, то поможет она — его подруга, невеста, будущая жена. Она поможет ему и себе. Завтра же, когда маменька уедет с визитами, она притворится больной и…
Наступило завтра. Сквозь оконную занавесь забрезжил свет. Первый солнечный луч зажег золотом тяжелые оклады икон, скользнул по прозрачному пологу, по простыне и коснулся бледного девичьего лица.
Машенька глубже зарылась в подушки и до подбородка натянула на себя одеяло.
Когда пришла горничная, она сказала ей:
— Я больна, Малаша. Ты доложи маменьке, что у меня голова болит и я не встану. А потом я тебе секрет открою. Тебе одной. Хочешь?
Малаша — охотница до секретов. Она, разрази ее господь, никому не скажет! А тут барышня, хоть и болит у нее головка, обняла ее к тому же за шею. Стала целовать и приговаривать:
— Малаша, милая моя! Помнишь, как в деревне мы с тобою пробрались на посиделки? А ты после с Васькой домой шла, и он тебе дал жамочков[123]. Ты меня потом ими угощала… Помнишь? Помнишь? Вася-то еще не сватал тебя?
Как от таких речей и поцелуев не размякнуть сердцу деревенской девушки!
— Проказница-барышня! Уж и сватал…
— А я тебе секрет поведаю, самый тайный, самый сердечный… И кое о чем попрошу… Исполнишь?
— Вот крест, исполню. Хоша бы в огонь, и то за вас пойду!
— Ма-шенька! — раздался властный зов матери.
Машенька закрыла глаза и притворилась спящей. Малаша на цыпочках пошла к двери и шепнула входившей барыне:
— У барышни головка ужасти как болит. Весь день, говорят, будут лежать. Ты меня, говорят, не тревожь и маменьке так доложи.
…Елизавета Ивановна только что кончила свой сложный туалет, когда Марфуша сказала, что ее спрашивает барышня.
— Кто такая? — поморщилась Благово. — Верно, бедная какая-нибудь? Передай, что для благотворительности я определила субботу.
— Да нет же, это настоящая барышня и одета даже оченно хорошо. Да та самая, что третьего дни платье себе шикаладом забрызгали.
— Ах, Мари Баратова! Одна?
— Одни-с. Как есть одни-с.
— Что за таинственность? Интересно! Проводи барышню в маленькую гостиную и скажи, что я сейчас выйду.