Мюнцер удивленно следил за этой сценой. Ему казалось, что Фриц играет какую-то комедию.
А скоморох Иероним, подыгрывая на флейте, гримасничал:
— Мужики глупы! Они похожи на улиток, которые ни за что не хотят понять, что их царство — тесная раковинка, где им надо все время сжиматься и не высовывать рожки, иначе их кто-нибудь — чик! — и отхватит вот этак! Они не хотят понять, что хозяин должен их перетягивать арапником, как собак, чтобы они не бесились!
По толпе пробежал ропот. Рудокопы бросали свои кружки с пивом и придвигались к Иерониму. Глаза их смотрели угрюмо.
— Надо почаще учить их арапником, — продолжал Иероним. — Что выдумали они! Говорить о каких-то правах и о древних вольностях! Разве у мужиков есть право на что-либо, кроме плети? Стегайте же их усерднее, могущественные господа!
По харчевне волной прокатился глухой ропот. Иероним продолжал:
— Негодяи рабы осмеливаются жениться на свободных девушках и думают, что жены батраков могут оставаться свободными! Хе-хе… Тут опять выгадали господа: жена принадлежит мужу; муж принадлежит господину вместе со своими поросятами!.. Молчите! — крикнул Иероним на возбужденную толпу. — Скоморох — свободный человек и поет свободные песни! Слушайте:
Тише, тише! Пойдем дальше! Ну!.. Глупые мужики не понимают, что отцы епископы — святые люди! На них почиет божья, благодать, и потому они должны пользоваться роскошью, а мужики — отдавать на подстилку им свои толстые мужицкие шкуры и благодарить, что тело пастыря покоится на них. Кто противится — того на эшафот!
— Долой епископа! Смерть! — кричали разъяренные рудокопы.
Иероним остановил толпу повелительным жестом руки:
— Скоморох еще не кончил! Глупые мужики не понимают, что дворянам хочется роскошнее и роскошнее жить. Ткачи придумывают все лучшие и лучшие ткани для модниц, труженики добывают для господ и их жен золото и серебро, ни одной крупицы которых не останется на их пальцах, — господам нужно все больше и больше золота! Откуда его взять? А налоги! Да здравствуют налоги! Скоморох пьет за налоги! Налоги на все: на мясо, на муку, на вино, которое смеет пить мужик. Это приучит мужика к бережливости. А так как мужик не имеет возможности часто есть мясо и пить вино, то на его долю немного падет пошлин. И мужик станет есть вместо мяса солому и станет трезвым, как его овцы. Но зато, кто только может кушать мясо, приготовляй скорее своему господину по три шиллинга с каждого центнера мяса да еще развешенного на фальшивых весах, введенных правительством. Господам нужны деньги: ведь они не умеют ни работать, ни хозяйничать, да им и неприлично это делать. Кормить и наряжать их — обязанность простого виллана[61], которому приказал это делать бог… Тише, тише!
Иероним вскочил, держа перед собой стул. Он был, кажется, готов размозжить голову всякому, кто вздумает его ударить, и подвижное лицо его дерзко и язвительно смеялось. А толпа, с трудом удерживаемая трактирщиком, уже готова была перевернуть стойку.
— В судах заседают дворяне и господа! — звенел голос скомороха. — Тише, друзья! Еще немного терпения! В сомнительных случаях эти судьи должны решать тяжбу виллана с господином в пользу господина. Таков закон, и сейм постановил, что собака-виллан может подавать жалобы только на постороннего владельца, а не на своего… Ха-ха! Дела должны решать в пользу того, кто может платить!
При последних словах стойка была почти опрокинута, и несколько дюжих рук схватило Иеронима за плечи. Извиваясь, как уж, он быстро выскользнул, наклонился, снял с ноги башмак с длинными ремнями — башмак раба, которым господин привязывает его к земле, — и, взяв его на палку, высоко поднял над головой.
— А если кто недоволен своею жизнью, — крикнул он злорадно, — если кто не хочет быть рабом, подними за мной этот башмак — символ восстания!..[62] Вперед!
Разъяренная толпа отхлынула от Иеронима, как волна.
— Башмак! Башмак! — крикнул кто-то с ужасом.
И только маленький внук трактирщика Эрик, сжившийся с сутолокой и скандалами харчевни, размахивал в воздухе снятым с ноги башмаком и весело кричал:
— Башмак! Башмак! Вперед!
62
Употребление башмака вместо знамени имело следующий смысл: рыцарь носил в знак особого отличия сапоги; несвободный крестьянин в знак подчинения и неволи — башмаки. Они обвязывались вокруг ноги ремнем, вследствие чего крестьянский башмак назывался Bundschuh. "Поднять башмак" — значило поднять восстание. Происхождение этого термина значительно древнее XV столетия. В некоторых немецких странах в то время уже существовали крестьянские союзы, называемые обществом "Башмак"; в Швабии и других областях ячейками этого общества был союз "Бедный Конрад", или "Коонц", на который намекал в начале нашего рассказа Фриц в разговоре с пастухом.