— Потому что у вас испанка, и вы не на корабле, а в вагоне.
Тогда Болотов увидел окно вагона и в нем бегущие ряды высоких, до самого неба, елей. На скамье напротив действительно сидел мичман. Тот самый мичман, с которым он встречался в Мурманске. Только теперь было приятно смотреть ему в лицо. Это потому, что он тоже едет в Питер.
— Отчего такие высокие деревья?
— Выросли.
— Как они могли вырасти? Здесь ничего не растет. Здесь Мурман.
— Здесь не Мурман. Мы подъезжаем к Петербургу. Болотов поднялся и протянул руку. Сделать это было нелегко. Раз все-таки сделал, значит, очень хотел.
— Меня зовут Болотов... Гришка Болотов.
— Шурка Сейберт, — ответил мичман. — Лежите, испанец, и не двигайтесь.
ВОЛГА-МАЧЕХА
— Который здесь командир?
Валерьян Николаевич опустил книгу и взглянул на человека, стоявшего в дверях кают-компании. Матрос, но не свой. Форменный бушлат, серая ушастая шапка, а лицо скуластое и чужое.
— Я командир. Что случилось?
Чужой подошел к столу и сел, не снимая шапки. Откинувшись на спинку стула, долго, не мигая, осматривал командира, а потом развешанные по стенке картинки. Преимущественно это были английские девушки.
Молчание не всегда приятно. Судовой минер не выдержал, кашлянул.
— Кашляете? — неодобрительно спросил вошедший.
— Кажется, да, — ответил минер и, по-птичьему скосив голову, добавил: Холодно на вас, гражданин, смотреть. Очень уж вы закутаны: бушлат, шапка и тому подобное.
Человек в бушлате усмехнулся, но шапку снял. У него был квадратный, коротко остриженный череп.
— В чем дело? — спросил Валерьян Николаевич.
— А в том, что меня назначили к вам комиссаром.
Комиссар — это последнее изобретение. Кажется, более опасное, чем председатель судового коллектива. У него какая-то полнота власти в каких-то нежелательных случаях. Валерьян Николаевич привстал и негромко сказал:
— Очень приятно. Моя фамилия Сташкович.
— Насчет приятности посмотрим. — Комиссар откинулся на спинку стула. — Моя фамилия Шаховской.
— Из княжеского рода? — осведомился минер.
— Нет, — точно сплюнул, ответил комиссар и всем телом повернулся к минеру. Этот белобрысый офицерик с улыбочкой ему не нравился. — А вы здесь что делаете?
— Чай пью, с вашего разрешения.
— Это наш минный специалист — товарищ Сейберт, — вмешался командир. Странно называть Сейберта товарищем, но этого требует дипломатия. — А вот товарищ Зайцев — наш механик. Штурман и артиллерист сейчас, к сожалению, на берегу.
Из-за пустяков шуметь не приходится. Комиссар встал.
— Знакомиться на деле будем. Меня из Нижнего прислали. За вами. Больно медленно ползете.
— Скорость от нас не зависит. Сами знаете, идем на буксирах. — Командир развел руками. — Идем по шестнадцати часов в сутки, а больше нельзя из-за темноты.
— Когда снимаемся?
— Около шести. Раньше не стоит.
— Ладно. — Комиссар взял со стола свою ушастую шапку и медленно ее натянул. Завязал тесемки и, не прощаясь, вышел. Гулкими шагами прошел по трапу, а затем по железной палубе над самой головой. У него была тяжелая походка.
— Веселый мужчина, — сказал Сейберт, но никто ему не ответил. Механик был настроен совершенно безразлично, а командир барабанил пальцами по столу и озабоченно рассматривал свою руку.
За бортом тихо плескалась вода. Издалека доносилась гармоника. Потом смех и визг. Это команда организовала на берегу бал — танцы с девицами из соседней деревни.
— Александр Андреевич, — сказал наконец командир.
— Есть, — отозвался Сейберт.
— Я попрошу вас держаться корректнее с нашим комиссаром и впредь воздерживаться от мальчишеских выходок,
— Есть держаться и воздерживаться, Валерьян Николаевич.
Командир с силой провел рукой по лбу и, облокотившись на стол, закрыл глаза. Он был очень утомлен. Ему пришлось дожить до дня, когда офицеры потеряли уважение к старшим.
Штурмана «Достойного» звали Вавася.
Звали так, во-первых, потому, что он был Василием Васильевичем, во-вторых — чтобы отличить от Васьки Головачева, судового артиллериста, но главным образом потому, что он заикался. Сейчас он был сильно взволнован и судорожно путал слоги.
— Ко-ко-кок, — сказал он наконец.
— Может быть, гонокок? — предположил Сейберт.
— Да нет! Ко-кок! — возмутился Вавася и разъяснил, что кок не хочет резать петуха.
Того самого петуха, которого он в деревне выменял на галстук. Тот самый кок, которому он подарил старые штиблеты, заявляет, что это не его дело. Его дело — командные щи! Не собирается за господами ухаживать! Сукин кок!