— Есть! — ответил Демин.
— Ну вот и веди себя в порядке. Как следует кандидату партии…
— Есть! — И Демин вышел в коридор.
Теперь враг казался еще опаснее, — должно быть, оттого, что комиссар не поддержал. Но все равно отступать не полагалось. Демин шел спокойный и сосредоточенный, исполненный решимости и разочарованный в политсоставе. Ему было бы легче, знай он, что Кривцов его опередил и первым доложил комиссару о встрече у дальномера.
Телефоны боевой, запасный артиллерийский и общесудовой цепи, прожекторные цепи по плутонгам, голосовая передача, и над всем этим — цепи приборов управления огнем. Крашенные белилами провода, сплетения проводов и трубы, змеями идущие по переборкам и подволокам, — это нервная система корабля, и ее головной мозг здесь, в тяжелой, тесной боевой рубке.
Блестящие указатели на пестрых циферблатах приборов управления, раздельно тикающий автомат, тревожные голоса ревунов — все проверено, все приготовлено к бою.
— Отлично, — сказал старший артиллерист. — Продолжайте в том же духе.
Демин улыбнулся. Неприятное начальство его похвалило.
— Отбой!
— Есть отбой!
Учение боевой тревоги было закончено. Уходя из рубки, Поздеев взглянул на Демина, чистившего медь своих приборов, и кивнул: из парня выйдет толк.
Вечером того же дня они снова встретились, но с совершенно иными чувствами.
Демин, начистив приборы до полного блеска, спустился в палубу, где как раз поспел к дымящемуся бачку черного чечевичного супа. В отличие от белого, этот черный суп варился из грязной чечевицы, но Демину тем не менее нравился.
Поздеев ел тот же суп в более уютной кают-компанейской обстановке, но с меньшим аппетитом, потому что медяшек не чистил. Поужинав, пошел отдохнуть, как этого требовало его несколько вялое пищеварение.
Демин в подобном отдыхе не нуждался, а потому сразу приступил к делу.
— Дай гуталину, Богунок.
Порывшись в рундуке, Богун протянул ему банку, две щетки и суконку.
— Куда собрался?
— Книги брать.
— Какие такие книги?
— Возьму политэкономию, — работая щеткой, ответил Демин.
— Политэкономия, — повторил Богун, любивший новые и странные слова, и вдруг заявил: — За девочкой ты идешь, а не за политэкономией. Больно здорово сапоги драишь, ни для какой экономии не стал бы так стараться.
К своему удивлению, Богун увидел, что Демин краснеет. Он никак не ожидал, что его намек попадет в цель, и, увидев смущение Демина, из деликатности отвернулся.
Проспав около двух часов, Поздеев пошел за Ириной в клуб моряков, где она работала библиотекаршей. Он очень не одобрял ее работы, однако говорить с ней об этом не осмеливался.
Шел он быстро, чтобы не опоздать, и все-таки опоздал: библиотека уже была закрыта. Как много вреда приносит вялое пищеварение людям, перешагнувшим за тридцать лет!
Разочарованный, он вышел из клуба и на улице совершенно неожиданно натолкнулся на Ирину и Демина. Они смеялись, но, увидев его, присмирели.
Ирина оправилась первой:
— Здравствуйте, дорогой профессор.
— Здравия желаю, Ирина Андреевна.
— Вы появились как раз вовремя. Докажите, пожалуйста, этому юноше, что прострация не происходит от слова пространный.
— Боюсь, что не сумею, — сухо ответил Поздеев.
— В таком случае идем все вместе к нам пить чай.
— К сожалению, не успею. Дела на заводе.
— Значит, нам по дороге. Вы нас проводите?
— Охотно.
И они пошли.
Ирина искоса взглянула на темное лицо Поздеева. Никаких дел на заводе у него, очевидно, не было. Что его разозлило? И вдруг поняла и, поняв, не могла удержаться от улыбки.
Короткая прогулка прошла в полном молчании. Демин молчал, чтобы не вышло неприятного разговора с неприятным начальством. Поздеев — потому, что ему нечего было говорить.
Так дошли до ее дома. Остановившись перед подъездом, Поздеев спросил:
— Вы давно знакомы с нашим Деминым?
— Он служил у Шурки и привез от него письмо. Шурка пишет, что он всяческий специалист, орел и джокер. Во всяком случае, он кандидат партии и чудесный юноша, не при нем будь сказано.
— Он хороший гальванер, — ответил Поздеев. Прощаясь, он поцеловал Ирине руку, а с Деминым обменялся коротким рукопожатием. Затем, ни на кого не смотря, учтиво отдал честь и ушел.