Болотов встал, решив немедленно идти к комиссару. Но выйти из кают-компании ему не удалось. Прямо на него из двери вылетел дико размахивающий руками Верблюд. Он мычал, выкатив глаза и перекосив лицо.
— Алексеев! — вскрикнул старший помощник. — Почему вы ушли с вахты?
Верблюд остановился, судорожно хватаясь за подбородок. В глазах его был ужас, и говорить он не мог.
— Спятил! — испугался Лебри.
— Маркевич, заступайте на вахту! — распорядился помощник. — Срочно!
Верблюд, увидев доктора, бросился к нему. Мотая головой, он залопотал на непонятном, действительно верблюжьем языке.
— Пустяки, — ответил ему доктор. — Зевнули дальше, чем надо, и вывихнули челюсть. Ничего особенного. Сейчас наладим.
— Вот что значит зевать на вахте! — торжественно заявил Растопчин.
Хохот никогда не следует непосредственно за восприятием смешного. Всегда бывает очень маленькая пауза, необходимая смеющимся, чтобы набрать воздуха. На этот раз пауза разрешилась совершенно неожиданно, и общий хохот не состоялся. Вместо него Растопчину ответил сильный и близкий взрыв.
Сидевшие повскакали с мест, а двое стоявших сели.
— Кто это? — тихо удивился Лебри.
— Наверх! — крикнул Болотов. — Аэропланы!
— Нет, — ответил Поздеев, и после второго взрыва, от которого вздрогнул весь огромный корабль, на бегу добавил: — Снаряды. Очень большие.
У двери получился затор, и столпившиеся вдруг отхлынули назад — в кают-компанию входил командир. Его круглое мясистое лицо лоснилось от пота, но казалось совершенно равнодушным.
— Николай Гаврилыч!
— Есть, — ответил старший механик.
— Как пар и турбины?
— Турбины прогреты, но пару мало. Подымем часа в два…
— Есть, — ответил командир.
Он молчал, беззвучно шевеля мокрыми усами. Глаза его казались сонными, но стоявшие под их взглядом невольно выпрямлялись. Он молчал, и перед ним молчаливым полукругом стоял командный состав его корабля.
— Владимир Александрович!
— Есть! — И старший помощник вышел вперед.
— Вызывайте буксиры. Будем сниматься.
— Есть буксиры! — Старший помощник по привычке начал поворачиваться, но не выдержал и остановился. — Константин Федорович?
— Я, — ответил командир.
— Что же это случилось?
Командир молчал, точно прислушиваясь. Где-то наверху появился далекий гул. Нарастая, он отдавался в палубе над головами и во всем теле. Потом оборвался резким громом.
— Господа, — тихо сказал командир и еще тише поправился: — Товарищи! — Потом, выпрямившись, заговорил полным голосом: — Форт Красный восстал. Обстреливают город. Нам приказано выйти на внешний рейд и принять бой… Готовьте корабль… — И, не зная, как к ним обратиться, подумав, сказал: — Граждане.
Поздеев вдруг просветлел: будет стрельба, драка — много шума, много дела. Он ощутил силу подвластных ему двенадцати двенадцатидюймовых, и это было очень хорошо. Настолько хорошо, что он даже улыбнулся. Бой для него был средством для восстановления душевного равновесия, но Болотов этого не знал, а потому улыбку его понял иначе. Стиснув кулаки, он вышел за командиром и в коридоре чуть не натолкнулся на Кривцова.
Кривцов с пустым стаканом в руке шел между двумя вооруженными матросами. Увидев в дверях Поздеева, он остановился, но ничего не сказал и только взглянул собачьими, насмерть испуганными глазами. Один из конвойных дотронулся до его плеча, он вздрогнул и, быстро перебирая ногами, пошел дальше. Поздееву почему-то вспомнилось, как в четвертой роте того же самого Кривцова вели в карцер. А теперь его вели на смерть.
Вот зачем его вызвали из кают-компании! К командиру? Вытащили обманом и захватили! Обманом! Теперь у него не осталось даже Кривцова. Больше терять было нечего. Обернувшись, он столкнулся лицом к лицу с Болотовым. Болотов заметил и запомнил его взгляд.
— Девочка тебя требует, — глядя в сторону, сказал Богун. — На бону ждет.
Демин бросился к трапу и, перескакивая через две ступени, вылетел на палубу.
Ирина стояла почти у самого борта и сверху казалась совсем маленькой. Увидев Демина, она махнула рукой.
— На берег мне нельзя! — крикнул он.
— Ничего! Ничего! — Голос у нее от напряжения стал тоненьким и звонким. Точно стараясь дотянуться до Демина, она становилась на цыпочки. — Я пришла тебе сказать, что ушла из дому. Когда вернешься, найдешь меня в библиотеке. Там же и сплю.