Сейберт, вызванный в штаб, медленно проходя мимо флотилии на «Данае», думал о не полученном в порту брезенте. Сейчас самый подходящий момент для того, чтобы вырвать у командующего громовую резолюцию на рапорте.
Командир «Даная» долго и сурово жаловался на свою судьбу. Ему надоело быть извозчиком, развозить всякое начальство с корабля на корабль, подходить на ходу к этим чертовым бандурам, выуживать из воды каких-то белогадов и вообще гонять взад и вперед.
На «Буденном» в кают-компании снова заседание. Весь старший комсостав флотилии с хмурыми, озабоченными лицами, а на столе перед командующим голубой бланк из радиорубки. Неужели новое оперативное происшествие? И Сейберт почувствовал, что определенно не любит боевых операций на море и сильно хочет вернуться в Мариуполь. Довольно славы.
— Садитесь, Сейберт, — сказал командующий, не отрываясь от лежавшей перед ним бумажки. Все молчали, и от этого становилось тревожно.
— Нет, — вдруг сказал флагманский штурман, — не годится.
— Конечно, не годится, — согласился командующий. — Ваше предложение тоже ни к чему, Кисель.
Флагманский артиллерист вздохнул, и снова наступило долгое и тягостное молчание. Наверху громыхал штуртрос, а под ногами медленно пульсировали винты. Нет хуже тишины на идущем корабле.
— Сейберт, — сказал наконец командующий, — мы в затруднительном положении. Сейберт выпрямился.
— Слушайте, Сейберт, вы, кажется, умеете сочинять стихи.
— Стихи? Какие стихи?
— Всякие, — объяснил командующий, — с рифмами.
— Почему стихи? Допустим, что умею, но зачем?
— Для передачи по радио, — ответил комиссар и, взглянув на лицо Сейберта, расхохотался. Он никогда не смеялся так долго и громко, и за ним засмеялась вся кают-компания.
— Слушайте, Сейберт, и вникайте, — продолжал командующий. — Мы собираемся по радио послать привет белым. Начинается так:
— Понимаете? А что дальше — неизвестно.
— Простите, товарищ командующий, вы для этого меня вызвали?
Командующий молча кивнул головой, и Сейберт долго думал, что ему сказать. Наконец наклонился вперед и начал:
— На «Знамени социализма» нам крайне нужен...
— Брезент? — перебил его командующий. — Знаю. И знаю, для чего он нужен, десять раз слышал. Если хорошо сочините — получите.
— Так, — подумав, сказал Сейберт. — В таком случае. .. пишите, — и одним духом выговорил:
Командующий записал и, скосив голову, взглянул на написанное. Он прочел его про себя не меньше двух раз, отбивая ритм указательным пальцем по столу, а потом поднял голову и сказал:
— Брезент получите.
Наверху крупные звезды, внизу черная, медленно ползущая вода, а посредине, на кормовом мостике «Буденного», четыре человека. Они отдыхают.
— Откуда он узнал, что белые заночевали у Обиточной косы? — удивился голос флагманского артиллериста. Артиллерист до сих пор не мог успокоиться.
— Сведения разведки,— с подчеркнутой небрежностью ответил голос Фуше. Фуше чувствовал себя великолепно осведомленным флаг-секретарем.
— Глупости, — возмутился штурман.
— Конечно, глупости, — сказал голос командующего, и все вздрогнули, потому что командующего с ними не было. — Товарищи командиры, я объясню вам все. Я хочу развить ваше оперативное мышление. Прежде всего надо знать своего противника, а белых я знаю. Я неспособен допустить, чтобы они предприняли поход с исключительно боевыми целями. Они, конечно, имели более важные намерения: например — половить рыбку. Сперва они выполнили официальную часть своей программы, а именно — постреляли по Бердянску. Это для реляции по начальству. А потом отправились по персональным надобностям. Кроме того, судя по времени обстрела, им пришлось либо совершить ночной переход в Керчь, либо переночевать на якорях. Последнее значительно приятнее, а потому казалось мне более вероятным. Где самая удобная стоянка? За Обиточной косой. Кстати, там чудесно ловится рыба. Остальное ясно само по себе. Не так ли?
— Совершенно верно, Сейберт... Вы угадали, — сказал тот же голос командующего. Но на этот раз он шел снизу, с палубы.
ПОХОД «РЕВОЛЮЦИИ»
— Военных действий я не люблю. Они всегда сопряжены с неудобствами, а иногда с неприятностями. — Шурка Сейберт тряхнул беловолосой головой и сморщился. — Я люблю черный кофе, только его теперь нет. Люблю петь, сидя в ванне. — И, рванув струны гитары, вдруг запел: