Когда в апреле 1978 года начались трансляции заседаний палаты общин, слушатели с удивлением обнаружили, как же там шумно, решив, что такой гул не стихает целый день. На самом деле восприятие искажается из-за того, что звук микрофонов, равномерно развешанных по всей палате, микшируется на звуковой панели. На протяжении дня уровень шума сильно меняется, многие прения проходят в относительной тишине — но только относительной. А. П. Герберт однажды сказал, что выступить с речью в палате — все равно что «произнести речь в пчелином улье».
Шумное поведение депутатов часто считается верным признаком государственного упадка. На самом деле в этом нет ничего нового. Если члены елизаветинского парламента — благородная компания, состоявшая из знаменитостей типа сэра Уолтера Рейли и сэра Фрэнсиса Дрейка, — не соглашались с речью или находили ее скучной, они «хмыкали, свистели, кашляли, смеялись или даже бранились». Теперь такого не бывает. Но член парламента Артур Холл, жертва подобного поведения в елизаветинские времена, сказал, что кое-кто вел себя «так, как они не позволили бы себе поступать в пивной, боясь получить горшком по голове». Еще один депутат заявил, что их поведение «более подходило для школяров, чем для членов парламента». Разумеется, они не должны были себя так вести. Им следовало избегать «бранных или резких слов», обращаться к спикеру и высказываться только раз в день по каждому отдельному законопроекту.
Свидетельства, почерпнутые нами из протоколов заседаний и дневников, показывают, что в XVII–XVIII веках положение не сильно улучшилось. Джеймс Босуэлл во время своего первого посещения палаты общин в марте 1763 года нашел, что «его уважение к ней резко упало при виде столь яркой сцены. Один член парламента растянулся на скамье, другие грызли орехи, ели апельсины или другие сезонные фрукты». Сегодня это попросту запрещено. Только один человек в XX веке, депутат Джон Уэллс, был застигнут в палате за едой — и то в качестве политического аргумента. Представляя Кент, он однажды явился в палату, грызя яблоко, чтобы привлечь внимание к влиянию решений Европейского сообщества на яблоневые сады Кента: в то время ЕЭС пыталось ограничить ассортимент фруктов, выращиваемых в Великобритании.
Шум во время основных дебатов или вопросов к премьер-министру возникает в основном от хора «Слушайте, слушайте» с задних скамей — это похоже на греческий хор, сопровождающий актеров, играющих главные роли. Причины возникновения шума становятся яснее во время телевизионных трансляций. Выкрики «Читает!» должны лишить присутствия духа растерянного депутата, провинившегося тем, что он зачитал свой дополнительный вопрос по бумажке (это против правил). То же самое относится к крикам «Отойди!», когда один депутат не дает другому прервать свою речь вопросом, возможно, потому, что чувствует, насколько слабы его аргументы. Новые депутаты, без сомнения, вступают в палату с твердым намерением не создавать шума, но силу традиции не преодолеть.
Иными словами, записанные в 1818 году замечания Хатселла, прослужившего клерком палаты больше пятидесяти лет, все еще в силе. Он сказал: «Каждый член парламента имеет право быть спокойно выслушанным без перебивания, но если он находит, что палата не в настроении его слушать и что разговорами или другим шумом они стараются заглушить его голос, разумнее всего будет подчиниться воле палаты и сесть на место, ибо вряд ли когда бывает, что они проявляют столь дурные манеры без достаточного к тому основания».
К этому совету до сих пор следует прислушиваться.
Если говорить серьезно, то депутаты почти не ведут в палате отвлеченных разговоров. Большинство из них находятся здесь потому, что верят: то, чего они хотят для своей страны, является правильным. Эту мысль выразил в одном из радиоинтервью Джон Биффен, лидер палаты с 1983 по 1987 год: «Сторонники правительства с задних скамей не должны смиряться с ролью человеческой массы, чтобы с ними обращались, как с овцами в загоне… Они должны проявлять твердость и самостоятельность… Я думаю, очень хорошо, что они умеют себя поставить. Мне не нравится, когда палата превращается в трибуну во время футбольного матча. Но хочу сказать, что палата общин никогда не замысливалась, как храм, где все спокойно, созерцательно и учтиво до энной степени. Мне нравится, когда министрам приходится отвечать на непростые вопросы, а их ответы не дают полного удовлетворения, забрасываясь, как тарелочка для стрельбы. Я думаю, что в этом и состоит жизнеспособность палаты общин».