Далее шёл указ из Сената о взимании пошлины при возвращении пойманных беглых крестьян помещикам. Потом секретарь зачитал указ из Штатс-конторы. Контора сердито вопрошала, почему при отсылке в Петербург казны рентмейстер провинции не дослал 46 рублей 22 алтына и 3 деньги. Воевода посчитал, что дело терпит и приказал записать содержание запроса в специальную книгу. Штатс-контора уж не такая важная инстанция, чтобы бросить всё и писать ей ответ. Подождёт. А пока надо переговорить с рентмейстером и камериром. Ответ будет дан не ранее, чем после вторичного запроса.
Коммерц-коллегия прислала правила для обработки пеньки. Их тоже записали в книгу «на потом». Последним был указ из Герольдмейстерской конторы с просьбой прислать список проживавших в провинции отставных дворян, которые ещё могли бы пригодиться «к посылкам и делам», т.е. на должности в гражданской службе.
Покончив с «интересными» делами, Хитрово подписывает две бумаги – доношения в Ярославский надворный суд.
Пока воевода занимался бумагами, в присутствии накопились посетители. Это были в основном крестьянские ходатаи, их выборные старосты, приказчики, бедные помещики – люди маленькие, «неважные». «Важные» к воеводе не пойдут, да их и не было в наличии – все служили за пределами Пошехонья.
Первым воевода принял Василия Егунова, «человека» капитан-лейтенанта Преображенского полка Мурзина. Егунов подал челобитную о нападении прошлой ночью разбойников на мельницу, принадлежавшую его хозяину. Мельника Макара избили, мучили, жгли огнём и, забрав его пожитки и деньги, скрылись. Егунов приложил к челобитной опись украденного имущества и «предъявил» избитого мельника. Выслушав жалобу, воевода приказал записать её в ту же самую заветную книгу. Мельника осмотрели, описали его раны и отпустили восвояси.
Затем выступил «человек» князя Касаткина-Ростовского Фёдор Кропачёв. Он подал копию московского надворного суда по делу о беглом крестьянине и ходатайствовал записать беглого за князем. Князьков комментирует, что дело князя не простое, а это значит, что челобитчик ещё долго будет «обивать пороги» воеводской канцелярии, пока там не составят выписку из подлинного решения суда, пока до неё не дойдёт очередь нового доклада воеводе и пока дело не получит его окончательный приговор. Значит, опять пометка в книге.
Третьим и последним был сельский выборный. Он привёл с собой беглого рекрута, которого подполковник с выражением на лице, не обещавшей рекруту ничего хорошего, приказал «допросить». (Кавычки на последнем слове автор поставил не случайно: допрашивать будут с пристрастием). Проходящим мимо обывателям предстоит долго креститься и слушать ругань солдат, исполнителей «допроса», и вопли несчастного рекрута. «Допрашивали» кнутом или батогами.
И так день шёл за днём, разнообразие случалось только из-за количества «интересных» дел и ходатаев. Кроме того, воеводе часто приходилось подключаться к сложным делам камерира. Нужно было присматривать за тем, чтобы налоги взимались правильно, чтобы собранные средства и хлебные запасы были в сохранности, для чего воеводе приходилось ревизовать рентерею и провиантские склады. Воевода должен был контролировать расходы, которая должна была нести провинция, следить за своевременной отчётностью, присматривать за государственным имуществом и их надлежащей эксплуатацией, не забывать смотреть за тем, чтобы леса не были «весьма искоренены», наблюдать за фабриками и заводами, получавшими казённые субсидии.
Правой рукой воеводы выступает камерир, который, однако, «совет и мнение воеводы должен в надлежащее рассуждение принимать». Следующим по важности чиновником шёл, конечно, рентмейстер, подчинённый камериру. Ключи от рентереи, кроме самого казначея, имели воевода и камерир.
Спустимся на одну административную ступеньку и заглянем в т.н. дистрикты. Комиссар дистрикта практически имел те же самые обязанности, что провинциальный воевода. В его ведении находилась выборная сельская полиция: старосты, сотские и десятские, избиравшиеся на крестьянских сходках на один год соответственно от сотни или десятка домов. Их приводили к присяге в воеводской канцелярии и им выдавали инструкции. Сотские и десятские смотрели за порядком в деревнях, за появлением в них подозрительных лиц; они могли производить аресты, ловить беглых и прочих преступников, сторожить арестантов, конвоировать их при пересылке в высшие инстанции. В судебные дела комиссары не вмешивались – тут впервые в России царь Пётр произвёл разделение исполнительной и судебной власти.