Душа обитателя царства Осириса живет в ожидании ежедневного путешествия солнца, а также в надежде снова увидеть свет дня и разделить вечность в обществе Ра: «Смотрите на меня, люди, боги, блаженные, умершие! Я выхожу на свет дня. Мои глаза открыты, мои уши открыты… Я вышел на свет дня; я ем своим ртом, я испражняюсь своим задом, я вышел на свет дня».{879} Умерший хочет подняться в солнечную ладью, подняться на небо: «Этот умерший окружен Орионом, Сириусом и Утренней звездой. Они положат тебя в руки твоей матери Нут… Ты не спустишься к побоищу начала декады среди виновных Запада».{880} Но нужны были особые средства, чтобы вырваться из опасностей и обуз царства Осириса и подняться на небо. И здесь путь наверх встречает многочисленные трудности — например, четыре ветра.{881} Отплытие на лодке — один из наиболее быстрых способов достичь неба. Однако можно также поставить лестницу{882} или превратиться в птицу. Добравшись до таких высот, умерший может наконец восторжествовать: «Я появляюсь, как бог… я обхожу пространство земли на небе, я занял место Шу».{883}
Восхождение наверх, как и путь в загробный мир, требует определенных знаний, позволяющих воспользоваться хорошей дорогой. «Познать дороги (к небу): дороги в небо мне открыты, свет солнца спускается по реке к Северу, проходя по Югу».{884} Это знание передается посредством слова. «Тот, кто знает это божественное слово, он будет на небе с Ра, среди богов, что на небе».{885} Знать нужную формулу — значило одновременно быть Ра на небе и Осирисом в загробном мире.{886} В начале египетской истории это было привилегией одного лишь фараона, но затем солнечная вечность стала общей надеждой всех умерших. Заупокойные тексты в целом, как мы уже видели, дают многочисленные свидетельства двойственности загробных судеб людей. Представления об этом колеблются от смирения перед мглой подземного мира, перед зависимостью от него — до почти отчаянной надежды когда-нибудь вернуться к дневному свету. Решение, основанное на средствах, предоставляемых египетской религией, оставить тьме служащие помехой бренные останки, чтобы позволить крылатой душе беспрепятственно обитать в небесной выси, было одновременно ловким и удобным. Оно непротиворечиво примиряло по существу очень разные представления.
Перед лицом того выбора, который предлагали заупокойные книги, египтянин показывал свойственную ему трезвость ума. В глубине души он не строил иллюзий по поводу того, что его ожидает в будущей жизни. Царство Осириса пользовалось не слишком доброй славой, и умерший считал себя вправе сказать: «Как получилось так, что меня нужно отвести в пустыню, где нет воды, где нет воздуха, которая глубока, очень темна и совершенно не освещена?»{887} Точно так же думали и живые. Сопровождая умершего в его последнее жилище, они могли лишь жаловаться на его судьбу: «Дом тех, что на Западе, глубок и темен. Здесь нет ни двери, ни окна, ни света для освещения, ни ветра с Севера, который оживил бы сердце. Солнце здесь не встает. Они (умершие) спят круглые сутки из-за темноты, даже днем».{888} Наконец, и омоложение при воскресении, на которое так надеялись, отнюдь не было гарантировано. Если и правда, что умершие «хотя и состарились, но не умирают»,{889} они в лучшем случае сохраняют тот возраст, что был у них на момент кончины, отнюдь не становясь моложе.{890} В реальности загробного мира мы очень далеки от тех обещаний возрождения, о которых много говорят в иных случаях. Отсюда и желание подняться в солнечный мир, в избытке обеспеченный духовной силой, а также позволяющий объединиться с единственным истинным источником жизни и молодости.
Путешествие солнца в подземном мире