Гробница Рельефов
Чтобы почувствовать истинную атмосферу этрусского дома, нужно внимательно рассмотреть гробницу, обнаруженную в XIX веке и названную своими восторженными первооткрывателями tomba bella (прекрасная гробница) — словно речь идет об оперной приме. В наши дни ее переименовали в гробницу Рельефов{451}. На ее стенах были развешаны на гвоздях все предметы, необходимые для комфортной и достойной жизни. Но это не настоящие вещи, а их гипсовые двойники, раскрашенные в нежные цвета — розовый, красный, коричневый, желтый, голубой, — подчеркивающие детали и порой указывающие на исходный материал.
Эта усыпальница менее древняя, чем те, о которых мы рассказывали выше (III век). Она состоит из одной-единственной камеры, потолок которой держится на двух столпах с квадратными основаниями, а в стенах высечены продолговатые ниши, в которые, как в альковы, помещали тела умерших. Таких ниш всего 13, они были предназначены для самых почитаемых членов семьи, тогда как около тридцати покойников не столь высокого ранга уложили прямо на полу в прямоугольных отсеках, огороженных невысоким бортиком.
Это усыпальница семьи Матуна — после латинизации ее стали называть Maduius{452}, а позднее закрепился вариант Matonius или Mathonius{453}. Несомненно, это была известная и уважаемая семья, и представителей другой ее ветви нашли в гробнице Цере, к северо-западу от Бандитаччи, рядом с так называемой гробницей Тарквиниев{454}. В других городах, например в Тарквиниях, надписи рассказали бы нам о жизненном пути этих людей; мы узнали бы, какие светские и религиозные должности они занимали. Надгробные эпиграфии в Цере не содержат таких подробностей, и тому есть ряд причин: в частности, в ту эпоху Цере был всего лишь римской префектурой и уже, наверное, не имел собственных магистратов. Так что мы можем узнать только имена и родственные связи, что само по себе весьма интересно{455}.
Надпись на полуколонне у двери сообщает нам имя основателя усыпальницы: «Vel Matunas Larisalisa ancn suthi cerichunce» («Вел Матунас, сын Лариса, построил эту гробницу»){456}. Помимо этого, девять надписей в глубине некоторых ниш сообщают нам генеалогические сведения{457}.
Vel Matunas был супругом некой Canatnei, передавшей родовое имя их сыну и дочери:
Vel Matunas Larisalisa ~ (? Canatnei)
A(ule) Matunas Canatnes R(amta) Matunai Canatnei
V(elus) c(lan) VIII
V(el) Matunas A(ules) c(lan) ~Ranthu Ranazuia V
V
Ramta Matunai V(elus) s(ec)
XIII
Здесь в родственных связях наступает пробел, но они возобновляются в следующих поколениях:
(? Matunas ~? Clatei)
M(arce) Matunas Clate II ~ Ranthu Plavti V(elus) s(ec) IV
M(arce) Matunas M(arces c(lan) XII
Остается некий La(rth) Matunas (II), связь которого с семьей находится под вопросом.
Имя Ramta Matunai Canatnei выбито в алькове в центре дальней стены. Убранство и украшения помещения призваны отдать покойной все подобающие почести. При входе взгляд сразу устремляется меж двух колонн с орнаментами только на внутренней поверхности и по бокам к нише, заботливо украшенной так, что она напоминает спальню уснувшей девушки. Ложе с двумя резными ножками, между которыми расположен барельеф с изображением чудовищ загробного мира, — лишь имитация, но две подушки справа, положенные одна на другую, ждут, когда на них опустят голову покойной. Перед ложем на низком табурете стоят ее сандалии, как в «Сне святой Урсулы» Карпаччо. Слева — сундук с тщательно прорисованным замком, у которого откидывалась передняя стенка; на нем лежит стопка тщательно сложенного белья. На колоннах, обрамляющих альков, развешаны сосуды, ожерелье, опахало из перьев, длинная трость. Выше, по обе стороны от ложа, находятся бюсты мужчины и женщины (к несчастью, плохо сохранившиеся), слегка повернутые к кровати. Быть может, это отец и мать, Vel Matunas и Canatnei, охраняющие покой дочери, которую отняла у них смерть?