Пешком и верхом
Опасности пути. — Как снискать хлеб насущный. — Дорожные приключения. — Ночлег в пути. — Разбойники. — Водные преграды. — Попутчики
Пара крепких молодых ног всегда была самым надежным транспортным средством. Испокон веков по дорогам, проселкам, лесным тропинкам брели путники: сезонные рабочие, солдаты-наемники, ремесленники, странствующие торговцы, монахи, паломники и, конечно, студенты. Их обгоняли нарочные на взмыленных лошадях, кареты и повозки; скрипучие крестьянские телеги какое-то время ехали вровень с пешими, и если удавалось задобрить хозяина, он соглашался подвезти уставшего странника в обмен на занимательную беседу. Школяры отправлялись в дальний путь вдвоем с товарищем, а то и в одиночку, закинув за спину котомку и набив железные подковки на башмаки, чтобы не сразу сносились.
Пешие странствования по дальним краям уже сами по себе способны сделать человека философом. Григорий Сковорода (1722–1794) в 22 года симулировал сумасшествие, чтобы его исключили из Киевской духовной академии, — очень хотелось посмотреть свет. За три года он прошел по дорогам Польши, Австрии, Италии и Германии, овладел несколькими языками, как мертвыми (латынью, древнегреческим, древнееврейским), так и живыми (немецким), изучил классическую и новоевропейскую философию, а последние 20 лет жизни вел существование странствующего философа на Украине, скитаясь по деревням, останавливаясь на ночлег в избах простых крестьян и поучая их добру.
Но, разумеется, пешком в путь отправлялись не от хорошей жизни, а от нужды, ведь не сама дорога была целью. Василий Тредиаковский (1703–1769), сбежавший в 1726 году из Славяно-латинской академии за границу, мог полагаться лишь на свой «острый разум» и сильно бедствовал в Голландии. В Париж он явился, «шедши пеш за крайней уже своей бедностию», но все его жертвы и труды были вознаграждены: в Сорбонне он учился философии и математике, слушал лекции по богословию, принимал участие в публичных диспутах и довольно удачно дебютировал как поэт.
В середине XVI века сын доктора Гертенштейна из Люцерна, сам учившийся медицине, но не получивший ученой степени, решил попытать счастья за рубежом. Во Франции, в Тулузе, он довольно успешно практиковал, сделал себе имя и сколотил капиталец. Свои накопления он решил вложить в дело в Пьемонте, но его предприятие пошло прахом, и он пешком вернулся в Тулузу. В Тулузе, где его многие знали и величали «господин доктор», тогда свирепствовала чума, и Гертенштейн там не остался: свистнул свою собаку, взвалил на плечо меч (все швейцарцы при необходимости становились солдатами) и пошел в Лион, но умер по дороге…
Путник был беззащитен перед силами природы; переночевать на постоялом дворе или чьем-то сеновале считалось удачей, потому что селения были редки, и часто темнота застигала человека в поле или в лесу. Дороги зачастую были только «направлениями», риск заблудиться в лесу или угодить в болото был велик. Мало того, на путешественника могли напасть дикие звери или разбойники. Поэтому странствующие студенты предпочитали отправляться в дорогу целой компанией — так было безопаснее и веселее.
В пути они не придерживались практически никаких моральных норм, потому что нужно было выжить любым способом. Нашествие студентов становилось сущим бедствием для трактирщиков и держателей постоялых дворов, потому что грозило неприятностями и убытками и хозяину, и его постояльцам. «Орды Тамерлана не производили таких опустошений, как они, — пишет исследователь жизни испанских вагантов Хулио Монреаль. — Они могли среди ночи напасть на курятник, или на кладовую трактирщика, или на какой-нибудь дом по соседству, и лучше бы стая лис ворвалась на птичий двор, чем шайка студентов. В кладовых они хозяйничали так, как не удалось бы всем монастырским котам вместе взятым: ни одна связка колбас, ни один окорок не укрылись бы от их прожорливости, и Одиссей не проявил столько же хитроумия, чтобы ввести греков в Трою, сколько они, чтобы стащить съестное из самых укромных уголков».