Один из знакомых семьи так описывает свою последнюю встречу со старой хозяйкой толстовского дома: «Софья Андреевна… встретила меня с достоинством, устало и спокойно. Ей было уже 74 года. Высокая, немного сгорбленная, сильно похудевшая — она тихо, как тень, скользила по комнатам и, казалось, при сильном дуновении ветра не удержалась бы на ногах… Беседуя, она не улыбалась, но говорила охотно. Она как бы потухла. Хотя с удовольствием читала свои воспоминания о счастливых днях Ясной Поляны».
Последний в ее жизни Троицын день 8 июня 1919 года она встретила так, как его не праздновали в Ясной Поляне последние лет десять. Светило яркое солнце, пели соловьи, «в изобилии» цвели ландыши и сирень, «на яблонях медянки и сухой мох». В тот день «пришли со станции дочь Саша и внучка Анночка. Все им очень обрадовались». В усадьбе, в деревне — «везде песни, пляски, хороводы», как и прежде, бросание венков в воду. На мгновение, казалось, вернулось прошлое.
Софья Андреевна действительно заболела также, как заболел перед смертью ее муж, — воспалением легких. Она «очень страдала», но при этом ни на что «не жаловалась, мало стонала, ни на кого не раздражалась». «Чувствовала, что умирает, и не боялась смерти». Еще в июле она подготовила письмо с надписью на конверте: «После моей смерти». «Очевидно, замыкается круг моей жизни, — говорилось в нем, — я постепенно умираю, и мне хотелось сказать всем, с кем я жила и раньше, и последнее время, — прощайте и простите меня…» За два дня до смерти Софья Андреевна позвала к себе дочерей — попрощаться: «Мне хотелось бы сказать вам, прежде чем я умру, что я очень виновата перед вашим отцом. Может
быть, он и умер бы не так быстро, если бы я его не мучила. Я горько об этом раскаиваюсь. И еще хочу вам сказать, что я никогда не переставала любить его и всегда была ему верной женой».
Софья Андреевна умерла ранним утром 4 ноября. Колебались, где хоронить. Раньше она просила похоронить ее рядом с мужем, но незадолго до болезни обмолвилась — «если нельзя, то в Кочаках, рядом с моими детьми». Близкие понимали, что имя отца принадлежит теперь больше миру, чем семье, и Софью Андреевну похоронили на Кочаковском кладбище.
После смерти Льва Николаевича она успела сделать удивительно много для сохранения родовой усадьбы Волконских-Толстых. Казалось, совершила невозможное, оставив потомкам слепок с ушедшего писательского быта, остановив в Ясной Поляне время. От ее наследников, продолжателей традиций, требовалось не так уж много: «жить в доме», чтоб «не рухнул» он, да периодически снимать паутину времени с божественного слепка. Но, кажется, наступило совершенно иное время для Ясной Поляны — время музейного бытия.
От Софьи Андреевны эстафета по сбережению уникальной усадьбы перешла к ее младшей дочери — Александре Толстой. В общей сложности около двадцати лет, вопреки обстоятельствам, они самоотверженно берегли священный мир Толстого. Прежде всего им, матери и дочери, потомки обязаны физическим сохранением великой святыни и созданием на благословенной земле музея великого писателя.
Лев Николаевич и Софья Андреевна не зря нарекли младшую дочь Александрой (защитницей). Судьба, споры с которой бессмысленны, в своем выборе не ошиблась. Александра оказалась истинной защитницей отцовской «колыбели». Путь превращения толстовской усадьбы в музей-заповедник был для нее нелегким и тернистым. Ясная Поляна напоминала тогда дитя с семью няньками. Так, само имение принадлежало одной няньке — Наркомзему, а Большой дом — другой, Нар- компросу. Администрация имения размещалась во флигеле Кузминских, а руководство дома — в самой мемориальной постройке. Взаимоотношения между ни
ми напоминали что-то вроде дружбы правды. Ясная Поляна была похожа в те годы на лоскутное одеяло, которое каждый тянул на себя. Неразбериха была невообразимой. Прохудилась, к примеру, крыша мемориального дома, и его представитель вынужден был просить управляющего имением о помощи, а гот в ответ — это, мол, не моя компетенция: крыша ведь принадлежит Наркомпросу, а я — от Наркомзема. У меня на ее ремонт денег нет… Дом писателя находился в положении пасынка в собственной усадьбе. Таких противоречий было немало, и они все время создавали ощущение зыбкости и неустойчивости.
После смерти вдовы писателя накал страстей, столкновение интересов достигли своей кульминации. Дочерей Толстого возмущало многое: и половинчатость мер по реорганизации усадьбы, и превращение имения в совхоз, и самоуправство Сергеенко с Оболенским. В этой ситуации необходимо было предпринять самые решительные шаги. План дочерей по спасению усадьбы был весьма прост и заключался в прекращении разрушительной деятельности совхоза, его полной ликвидации и передаче всех дел по управлению имением Наркомпросу.