В фешенебельных ресторанах в качестве новогодних подарков дамам преподносили букетики цветов, заграничные духи в изящных коробочках, веера, конфетти, серпантин. Например, каждая гостья, встречавшая в «Праге» приход 1911 года, получила вместе с розами и гвоздиками изящные веера с отпечатанными видами ресторана, надушенные «парижской новостью» – эссенцией «Коти».
Среди москвичей находилось немало таких, кто, уже встретив Новый год в одном месте, затем мчался на лихих тройках «догуливать» в загородные рестораны. Там, чтобы сдержать наплыв публики, в два часа ночи приходилось просто запирать ворота. Правда, из года в год повторялась одна и та же картина: какой-нибудь особо настойчивый гость прямо в шубе (швейцары наотрез отказывались раздевать) прорывался в зал. Расположившись на виду у всех – например, прямо на ступенях лестницы, которая вела на сцену, – он требовал вина и закуски. Таких посетителей приходилось выводить с помощью полиции, дежурившей специально для подобных случаев.
О том, что творилось в праздничную ночь, свидетельствует очевидец – Федор Иванович Шаляпин:
«Вот, например, встреча Нового года в ресторане „Яръ“, среди африканского великолепия. Горы фруктов, все сорта балыка, семги, икры, все марки шампанского и все человекоподобные – во фраках. Некоторые уже пьяны, хотя двенадцати часов еще нет. Но после двенадцати пьяны все поголовно. Обнимаются и говорят друг другу с чисто русским добродушием:
– Люблю я тебя, хотя ты немножко мошенник!
– Тебе самому, милый, давно пора в тюрьме гнить!
– П-поцелуемся!
Целуются троекратно. Это очень трогательно, но немножко противно. Замечательно, что все очень пьяны, но почти никто не упускает случая сказать приятелю какую-нибудь пакость очень едкого свойства. Добродушие при этом не исчезает.
Четыре часа утра. К стене прижался и дремлет измученный лакей с салфеткой в руках, точно с флагом примирения. Под диваном лежит солидный человек в разорванном фраке – торчат его ноги в ботинках, великолепно сшитых и облитых вином. За столом сидят еще двое солидных людей, обнимаются, плачут, жалуясь на невыносимо трудную жизнь, поют:
– Эх, распошел! – и говорят, что порядочным людям можно жить только в цыганском таборе.
Потом один говорит другому:
– Постой, я тебе покажу фокус! Половой – шампанского!
Половой приносит вино, открывает.
– Гляди на меня, – говорит фокусник, мокренький и липкий. Его товарищ, старается смотреть сосредоточенно и прямо – это стоит ему больших усилий. Фокусник ставит себе на голову полный стакан вина и встряхивает головой, желая поймать стакан ртом и выпить вино на лету. Это не удается ему: вино обливает его плечи, грудь, колени, стакан летит на пол.
– Не вышло! – справедливо говорит он. – Нечаянно не вышло! Погоди, я еще раз сделаю...
Но товарищ его, махнув рукой, вздыхает:
– Н-не надо!
И слезно поет:
– Эх-х, распошел, распошел...
Это, конечно, смешно, однако и грустно».
Не меньше безобразий творилось и в других ресторанах. Так, в «Железнодорожном» гости не только всей толпой кинулись к елке разбирать предназначенные им подарки, но кое-кто из вошедших в раж заодно стал вывинчивать лампочки из гирлянды. Закоренелость «некультурных привычек и грубости нравов» продемонстрировала публика в ресторане «Рим». Не дожидаясь раздачи подарков, она бросилась грабить елку: «дамы и господа» срывали не только украшения, флаги и т.п., но и отламывали электрические лампочки.
Остается добавить, что пока богачи веселились в роскошных ресторанах, «невзыскательная публика, собравшаяся в большом количестве», встречала Новый год в городском Манеже. Впервые это произошло при наступлении 1911 года. И хотя, по свидетельствам репортеров, художественная программа была ниже всякой критики: «актеров, видимо, набрали среди завсегдатаев Хитрова рынка», новшество очень понравилось москвичам из «недостаточных классов». Они искренне веселились, и под сводами громадного здания «стоял дым коромыслом».
Лишь встреча рокового 1914 года по неизвестной причине прошла скромнее, чем прежде. «В этом году, – отмечали газеты, – рестораны не гнались за особым убранством зал. Даже „Метрополь“ уступил своей обычной традиции – никаких гирлянд и аллегорических фигур не подвешено к куполу его роскошного зала. Только зелень у входа и масса цветов на столах. То же самое в „Эрмитаже“, и в „Праге“, и даже у „Яра“, где сохранилось убранство лишь в летнем зале, где кабаре». Тогда же в строгом «Эрмитаже» почему-то отошли от старых принципов и допустили в залы серпантин и игрушки.