На Крещение, когда, по Евангелию, Иоанн Креститель крестил Христа в водах реки Иордан, на льду Москвы-реки неподалеку от Москворецкого моста строили «иордань»: крестообразно прорубали лед, рядом с прорубью возводили помост с белой полотняной сенью, со всех сторон для красоты расставляли зеленые елочки. Утром в день Крещения из кремлевских соборов к «иордани» совершался пышный и многолюдный крестный ход. Вокруг места торжества собирались войска московского гарнизона и великое множество зрителей. На морозном солнце сияли облачения духовенства, золотые хоругви, кресты, оклады икон. В день праздника обычно бывал сильный («крещенский») мороз, так что «парило» и от черной воды в проруби, и от собравшейся толпы, а на воротниках — собольих, бобровых, из простой овчины — оседало серебро инея.
После молебствия и освящения воды (в прорубь под пение, звон колоколов и пушечную пальбу погружали крест) публика принималась черпать освященную воду, пила ее и омывала лица, а некоторые, кто посмелее, отваживались окунуться. Вылезали красные, словно сваренные, но счастливые, обновленные. На них поспешно набрасывали шубы и в сторонке подавали по доброй порции водки. Здесь же, у «иордани», в продолжение праздника происходило окропление крещенской водой полковых знамен.
После постройки храма Христа Спасителя возле него была устроена постоянная каменная «иордань», и с той поры обряды крещенского водосвятия происходили в Москве на новом месте.
После Святок следующим по времени был праздник Масленицы. В эти дни, всю неделю, не работало большинство предприятий и контор, не учились школьники, хотя официальный праздник начинался лишь с пятницы. Устраивались праздничные гулянья с балаганами и катаниями, и Москва конечно же объедалась блинами.
Состоятельная публика обязательно посещала Троицкий трактир и трактир Егорова, где блины были особенно замечательны, но вообще блины подавались в эти дни во всех трактирах и харчевнях, их, можно сказать, круглосуточно пекли во всех домах (особенно активно с четверга или пятницы), и кроме блинов со всевозможными добавками — соленой рыбой разных видов, икрой, сметаной и пр. город почти ничего в это время не ел. Обычный семейный обед на Масленой состоял из блинов, ухи, рыбы и чая с лимоном. При этом много пили горячительного, ибо «блин жаждал». Московское блинное обжорство приобретало на Масленицу какие-то фантастические масштабы: съесть за один присест по двадцать штук блинов считалось ни во что, так, «легкой закуской», а знатоки заглатывали блины целиком, не жуя. Собственно, в Москве полагали, что только так, не разжевывая, и надо их есть (кстати, резать блин ножом считалось грехом). В результате Масленица была самым горячим временем для московских врачей: дежурной болезнью в это время был заворот кишок, и кое-кто, особенно из чтущего традиции московского купечества, отдавал от обжорства Богу душу.
На Святках и Масленице строились деревянные горы для катания. Их возводили в первой половине века на Москве-реке напротив Воспитательного дома и на Пресненских прудах, а позднее — на прудах в Зоопарке. Горки строились высокие, с затейливыми башенками, украшенными флагами, а вдоль ската для красоты и вместо барьера ставились зеленые елочки и иногда даже статуи из снега и льда. Здесь же, возле горок, бойко торговали пирожники и сбитенщики.
На протяжении нескольких дней — с четверга до воскресенья — по улицам Москвы устраивались санные катания на тройках с бубенцами, с лошадьми, украшенными лентами и бумажными цветами, с ряжеными и музыкантами, особенно бойкие и ухарские на окраинах города — в Рогожской, Дорогомилове и других. Компании в санях пели, шутили, хохотали, демонстрировали удальство, на ходу выпрыгивая в снег и запрыгивая обратно. В центре города до середины 1840-х годов устраивалось аристократическое катание от Кремля через Маросейку и Покровку, по Старой Басманной и до Разгуляя, а иногда и до Покровского (нынешнего Электрозаводского) моста.
В последний день Масленицы, на Прощеное воскресенье принято было, чтобы к родителям являлись на поклон замужние дочери с мужьями и всеми детьми, кроме грудных.
Вечером в этот день полагалось друг у друга попросить прощения, и в купеческо-мещанской Москве (а кое-где и среди дворянства) совершался своего рода ритуал. Все служащие и хозяева собирались вместе в столовой; приходили прислуга, рабочие, приказчики, конторщики и пр. «Сам» с хозяйкой усаживались в кресла, все остальные — сперва дети, потом женская прислуга, далее остальные — подходили к ним по очереди, кланялись в ноги и просили прощения, затем целовали «самого» в щеку, у хозяйки целовали руку. Когда все проходили, хозяин вставал, делал общий поклон и просил простить и его. Люди хором говорили: «Бог вас простит!» Потом такую же церемонию проделывали уже члены семьи.