И вот конец октября 1988 года. Пуск многоразового космического комплекса «Энергия — Буран» в штатной конфигурации. Напряжение на полигоне достигает максимального предела. И — осечка! В ходе предстартового набора «Готовности» от носителя не отделился один технологический блок (размером, кстати, с «Жигули»). Пуск отложили. Стали разбираться в причине. Конечно, нашли, устранили и стали готовиться к повторному пуску. Помнится, все мы очень расстроились, тем более что пуск традиционно должен быть посвящен очередной годовщине Октября. Такой энтузиазм, так все хорошо началось, такая жажда победы. И на тебе! Масло в огонь подлила и еще одна деталь: пуск «Бурана» впервые широко освещался в нашей отечественной прессе. Демократия! Вот и пришлось Максимову и другим руководителям пуска давать пространные объяснения в прессе — что да как, да почему, да кто виноват и что будем делать дальше.
И наконец 15 ноября 1988 года! Пусть это звучит может быть и помпезно, но этот день — блистательный апофеоз советской космонавтики! Треволнения запуска позади, все в напряженном ожидании возврата «Бурана» домой, на готовую для его встречи посадочную полосу здесь же, на Байконуре. И вот сообщение: истребители сопровождения видят корабль! Ждем посадки. И вдруг новое сообщение: корабль стал совершать какие-то непонятные маневры. В пультовой небольшая паника, почетных членов госкомиссии пока держат в неведении. Новый доклад летчиков самолетов сопровождения: все нормально, корабль приближается к полосе, но… не с расчетного ее конца!
Вначале никто ничего не понял (главное, «Буран» здесь и идет на посадку, и неважно, с какой стороны полосы), но потом разобрались. Уму непостижимо! «Буран» — планер, без двигателя, без человека (!) на борту. И вот этот умница с помощью своих бортовых вычислительных комплексов определил силу и скорость ветра, понял, что с таким встречным ветром садиться опасно и моментально просчитал (без помощи с земли!) новую траекторию, развернувшись при этом на 180 градусов, что и испугало, и озадачило самолеты сопровождения. Конечно же умница не сам корабль, а те люди, которые его создали! Это надо видеть только своими глазами, как эта огромная махина плавно приближается к земле и почти нежно касается своими шасси бетона посадочной полосы. Все это я наблюдал сквозь слезы, которые, я так и не понял, откуда взялись: то ли от перенапряжения, то ли от избытка чувств, то ли от гордости за нас всех и в первую очередь — за создателей этого чуда. Я не стыдился этих слез. У рядом стоящего со мной Олега Николаевича Шишкина на глазах тоже были слезы. Уверен, что он их тоже не стыдился.
Это все эмоции участников пуска — наблюдателей со стороны за посадкой «Бурана». А вот слова профессионала. Летчик-испытатель Магомет Толбаев на своем МиГ-25 сопровождал орбитальный корабль по трассе его полета и вот то, что он видел: «Когда „Буран“ выбрал сложную траекторию снижения, у меня возникло такое чувство, что им управляет человек… Ровно за 8 секунд до посадочной полосы шасси у корабля вышли. Порывы ветра доходили до 20 метров в секунду. Корабль это учел и боролся с боковым ветром, „сознательно“ сделав отворот от посадочного курса градусов на 15–20. Я не мог не восхищаться его полетом. Ветер был не встречный, а боковой, под 40 градусов слева, вот мы и летели боком (а „мы“ — это беспилотный „Буран“ и МиГ-25, управляемый летчиком-профессионалом!). „Буран“ сел, как и положено в таких условиях, на одну ногу. Вначале левой коснулся, поправил нос, через 30 метров опустил на полосу правую ногу. Уклонение от оси полосы было три метра. Это и для первоклассного летчика на оценку „отлично“. А „Буран“ и на пробеге „искал“ осевую линию. К моменту остановки он был правее центра полосы менее 50 сантиметров». Действительно, есть чем восхищаться! В голове не укладывается — автоматика «думает» на равных с человеком.
Что было дальше — трудно описать. Прежде всего все, включая и солидных членов госкомиссии, бросились фотографироваться около еще не остывшего «Бурана». Потом собрались все вместе: члены госкомиссии, руководители испытаний, командование полигона. Поздравления, объятия, приветствия (Глеб Евгеньевич что есть мочи кричит: «Да здравствует МАП!»). Все бросились подписывать друг у друга вымпелы в честь первого пуска «Бурана», которые Юрий Павлович Семенов припрятал до поры до времени и теперь всем раздавал. Храню такой вымпел и я. Здесь автографы А. А. Максимова, О. Д. Бакланова, О. Н. Шишкина, В. X. Догужиева, Сысцова, Ю. А. Мазжорина (директора головного института Минобщемаша, ученого, интеллигентнейшего человека, прекрасного собеседника), Ю. А. Жукова (начальника полигона), Ю. П. Семенова, Б. И. Губанова, Г. Е. Лозино-Лозинского. Мне дороги эти автографы совсем не потому, что они принадлежат министру или генералу (за время совместной работы я перестал смотреть на них как на сильных мира сего, вершителей наших судеб). Ведь большинство из этих людей — тогдашний цвет, элита нашей российской космонавтики, ее мудрые, умелые рулевые. И я конечно же горжусь, что в какой-то момент судьба свела меня с когортой этих энтузиастов, для которых смысл их жизни — в ракетах, космических аппаратах, в испытаниях, пусках, удачах и авариях, наградах и гонениях, порой, может быть, незаслуженных. Печально, но многих из них уже нет среди нас.