Между тем к Кенигсбергу приближались великие послы со свитой. 18 мая они торжественно въехали в город. Великолепная церемония приема русского посольства, устроенная курфюрстом в стиле версальского двора, состояла из семнадцати отделений и поражала пышностью и блеском. По улицам маршировали полки прусской гвардии в красных и зеленых мундирах, ехали десятки карет, запряженных цугом по четыре и шесть лошадей, за ними шли трубачи и литаврщики, игравшие марши; за музыкантами следовали придворные чины и кавалеры в роскошных камзолах[6], блиставших серебряным шитьем, галунами[7], лентами и перьями. Город встречал русских послов орудийным салютом. Царь и курфюрст с большим удовольствием наблюдали за действом через высокие окна кёнигсбергского замка.
Официальный прием посольства Фридрихом III состоялся 21 мая. Курфюрст с трудом удержался от смеха, когда послы известили его, что русский царь в момент их отъезда из Москвы «в полном здравии пребывал», поскольку уже в течение двенадцати дней встречался с Петром I. После торжественных речей с обеих сторон члены посольской свиты преподнесли курфюрсту дорогие подарки, в основном собольи и горностаевые меха. Церемониймейстер прусского двора Бессер сообщает любопытные детали этой аудиенции. Великие послы были в русской одежде, и даже швейцарец Лефорт облачился в длиннополое боярское платье. Многочисленная посольская свита с трудом уместилась в аудиенц-зале, и из-за тесноты «послы едва могли сделать два первых поклона»(26).
Затем начались сложные переговоры о заключении российско-бранденбургского договора о дружбе. Профессор Потсдамского университета Сергей Хенке тонко передал ситуацию обсуждения условий этого документа: «…переговоры не были лишены известной театральности: <в ответ> на домогания хозяев посланники Москвы ссылались на недостаточные полномочия и не скупились на обещания по возвращении домой незамедлительно информировать обо всем государя. Скрываясь под именем унтер-офицера Михайлова, Петр наблюдал за ходом переговоров, стараясь по мере сил не выдать себя предательской ухмылкой»(27).
В дальнейшем Петра I и великих послов ожидали ежедневные увеселения. 24 мая для них был устроен великолепный фейерверк из множества горящих фигур, в числе которых был двуглавый орел с надписью по-латыни: «Виват царь и великий князь Петр Алексеевич». На дворцовый пруд были спущены огромные плоты, на которых сооружена триумфальная арка с московским гербом — святым Георгием Победоносцем. Еще одна композиция на воде изображала русский флот под Азовом. Красочное зрелище сопровождалось пушечными выстрелами, звуками труб и литавр. На другой день царь и послы участвовали в «звериной травле» в лесу под Кенигсбергом, а 27 мая они были приглашены в загородную резиденцию курфюрста Фридрихсгоф.
Второго июня состоялась прощальная аудиенция у Фридриха III, закончившаяся торжественным ужином под камерный оркестр. Через шесть дней Петр, послы и сопровождающие лица на предоставленных им судах отплыли по реке Прегель из Кенигсберга в Пилау. На прощание руководители русской миссии получили ценные подарки, в том числе «курфюрстовы персоны», то есть усыпанные алмазами миниатюрные портреты Фридриха III. Во время плавания по реке яхта царя и послов сделала остановку в Фридрихсгофе, где в течение получасовой встречи царя и курфюрста удалось решить важный дипломатический вопрос. Поскольку Фридрих боялся заключать с русским государем письменный договор о союзе против своего соседа — шведского короля, Петр I предложил ему произнести словесную клятву с взаимным обещанием помогать друг другу против всех неприятелей, особенно против Швеции. В знак особого расположения царь тут же подарил курфюрсту очень дорогой рубин.
Петр I и посольство прибыли в Пилау — морские ворота Пруссии — 10 июня. Здесь русским путешественникам пришлось задержаться почти на три недели, во-первых, из-за незавершенности переговоров о союзе с Фридрихом III; во-вторых, из-за событий в Польше — там решался вопрос о выборе нового короля. Россия поддерживала одного из претендентов на польский престол, саксонского курфюрста Фридриха Августа, поскольку его сильный конкурент, французский принц де Конти, являлся активным сторонником союза Франции и Турции. Царь заявил во всеуслышание: «Я скорее увижу дьявола на троне, нежели Конте!»(28) Во время пребывания в Пилау Петр I предпринимал серьезные усилия в пользу Фридриха Августа, отправив 12 июня польскому сейму ультимативное послание, в котором решительно заявлялось: «…мы такого короля французской и турецкой стороны видеть в Польше не желаем»(29). Для подкрепления ультиматума к польской границе двинулась сорокатысячная армия под командованием киевского воеводы М. Г. Ромодановского. Принявший католичество Фридрих Август вступил в Польшу с двенадцатитысячным войском и был провозглашен польским королем под именем Августа I.
После благополучного решения этой сложнейшей политической задачи Петр I с сопровождавшими его волонтерами и телохранителями 30 июня отплыл на голландском, галиоте из Пилау в Голландию. Вслед за ним на бранденбургском судне отправились великие послы со свитой, которая значительно уменьшилась: 49 дворян, солдат и служителей были отправлены через Нарву на родину. Царь намеревался достичь Западной Европы морским путем, однако из опасения встретить близ польских берегов французскую эскадру решено было высадиться в Кольберге. Путешественники двинулись дальше по владениям бранденбургского курфюрста. Петр ехал впереди посольства и нигде не задерживался ни на один день, даже Берлин с его достопримечательностями не был удостоен внимания русского монарха. Однако, несмотря на спешку, Петру и его спутникам необходимо было где-то ночевать в пути. Государь не планировал свой маршрут и останавливался где придется, не брезгуя самыми захудалыми гостиницами и постоялыми дворами. Но в маленьком ганноверском городке Коппенбрюгге его неожиданно встретили с герцогской роскошью. Дело в том, что с русским монархом захотели познакомиться две высокие особы: ганноверская курфюрстина София и приехавшая к ней дочь — бранденбургская курфюрстина София Шарлотта. Последняя была очень расстроена тем, что не смогла отправиться со своим мужем Фридрихом III из Берлина в Кенигсберг, поскольку мечтала увидеть необычного русского царя. В Берлине их встреча опять не состоялась из-за спешки Петра, но София Шарлотта не желала сдаваться.
Она вместе с матерью отправилась по плохой дороге наперерез царю, в бедное ганноверское местечко Коппенбрюгге. Принцессы со своими свитами расположились в большом неудобном особняке и с нетерпением ожидали прибытия русского государя.
Он приехал около восьми часов вечера и остановился в крестьянском доме. К нему тотчас же явился камергер Софии Шарлотты и просил «пожаловать на ужин к их высочествам». Петр наотрез отказался — ему было неприятно служить предметом любопытства. Но настойчивые дамы посылали своих слуг одного за другим с новыми приглашениями, и через час старательных уговоров царь вынужден был уступить.
Петр с Лефортом, Головиным, Возницыным и несколькими приближенными вошел в дом с черного хода, не желая встречаться с любопытными ганноверскими придворными. Принцессы радостно встретили его в комнате перед столовым залом, но он сконфузился, закрыл лицо рукой и начал твердить: Ich kann nicht sprechen («Я не могу говорить»). Хозяйки постарались помочь царю преодолеть смущение: за ужином они усадили его между собой и беспрестанно с ним разговаривали, так что он постепенно включился в беседу. Как уже отмечалось, немецкий язык Петр знал хорошо, поэтому никаких препятствий в общении с курфюрстинами не было. Ему особенно понравилась живая и остроумная София Шарлотта, с которой в конце ужина он обменялся табакерками. Симпатия была взаимной; молодая хозяйка вечера на следующий день сообщила в письме подруге: «Я представляла себе его гримасы хуже, чем они на самом деле, и удержаться от некоторых из них не в его власти. Видно также, что его не выучили есть опрятно, но мне понравились его естественность и непринужденность»(30).