— Вот тебе! — Лисса набросилась на мои волосы, вцепившись в них обеими руками и водя ими как ей вздумается.
— А! Лисса! — возмутился уже я, на что она засмеялась.
— Теперь тебе не нравится? А каково мне, женщине? — коварная ухмылка не сползала с её лица.
— Ладно, сдаюсь, убедила, только отпусти, — поднял белый флаг я.
— То-то же! — она победно фыркнула и села обратно на своё место.
Наконец, автобус остановился на нашей остановке, и мы покинули автобус (кажется, остальные пассажиры выдохнули с облегчением), и остановились на мгновение.
— Слушай, Николас, — обратился я к нему. — Есть у меня одна мысль…
Я наклонился к нему и зашептал на ухо свой план. Рэйчел и Лисса с недоумением и любопытством смотрели на нас.
— Пойдём, Рэйчел, пока они милуются, — бросила Лисса и направилась вдоль дороги, но далеко не ушла.
Я тихо подобрался к ней и подхватил на руки, заставив взвизгнуть от неожиданности.
— Давай жить вместе! — прокричал я.
— Артур! Ты… Что?! — Лисса была, мягко говоря, шокирована, вся быстро покраснела и как-то стала ещё меньше ростом. — Ты дурак?! Поставь меня! Я хочу на землю! Отпусти! — она принялась дёргаться, но безуспешно.
— Не хочу, — возразил я.
— Т-ты сейчас серьёзно? — кажется, Рэйчел тоже была удивлена.
Я остановился, опустил Лиссу на землю, после чего наклонился на уровень её лица. Она стояла, не шевелясь, и пыталась побороть смущение.
— Не серьёзно, — стальным голосом ответил я, — я шучу.
Послышалось два выдоха.
Зато теперь у меня есть компромат. Да уж, стратегические игры с Лиссой — штука серьёзная, её не следует недооценивать. Но теперь будет повод написать что-нибудь!
— Дурак! — вскрикнула Лисса вновь и бросилась к Рэйчел. — Пошли отсюда, он меня обижает!
— Когда это?! — возмутился я.
— Сейчас это! — ответила она и показала мне язык.
— Ну, Лисса…
Николас тем временем достал карту и вышел вперёд.
— Нам туда! Идём покорять вершины! — проговорил он.
И мы пошли следом за ним.
4. Одинок?
Я сидел у себя в комнате и размышлял. Прокручивал в голове то, что крутилось там уже около полугода всё с большей частотой и резкостью суждений. А началось всё с того, что празднование Нового года было сорвано. Или с того момента я понял, что есть проблема. Сначала просто бессонница — дай бог часов пять в сутки посплю — и нарушилось внимание. Однако где-то через месяц стало хуже: я начал терять интерес к одному своему хобби за другим, и когда дело дошло до того, что я готов был забросить труд всей своей жизни, я запаниковал так, как, наверное, боятся люди, находящиеся на пороге смерти, но осознающие, что ещё могут выжить, и цепляющиеся за эту надежду изо всех сил. Но это мало помогло. Наверное, странно быть убеждённым в своей беспомощности и бесполезности, не получать от жизни никакого удовольствия, а потом ещё и размышлять о возможности умереть — и при этом ходить по улице с улыбкой до ушей. Но хотя это и работало, так как у меня получалось побороть мысли о смерти хотя бы в компании других, спустя время моя улыбка не вызывала ничего, кроме мысли о том, насколько же я фальшивый. И тогда стало действительно сложно. Наверное, прошло ещё несколько дней, пока я не сорвался, поняв, что сам не выдерживал.
И тогда я обратился к Рэйчел за помощью. Подобрав время так, чтобы она была дома, я пришёл к ней и осторожно постучался. Дверь открылась уже спустя несколько секунд.
— Артур? — Рэйчел несколько удивлённо на меня посмотрела. Конечно, нечасто я в будние дни захожу…
— Привет, — поздоровался я, даже не пытаясь улыбаться.
— Что случилось? — заволновалась она, осматривая моё лицо.
— Беда меня постигла… мы можем поговорить? — спросил я, и Рэйчел отошла, пропустив меня, после чего закрыла дверь.
— Проходи, я сейчас что-нибудь приготовлю.
— Не нужно, — я снял обувь и последовал за ней в гостиную, где Рэйчел усадила меня на диван и сама села рядом, с тревогой наблюдая за мной.
— Ты… расскажешь, что произошло? — спросила она осторожно, словно могла обидеть меня этим вопросом.
Я кивнул и попытался сформулировать то, что думал.
— Мне кажется, у меня депрессия… — сходу начал я.
И замолчал, потому что на этом мысли оборвались, и проскользнула одна о том, зачем я об этом рассказываю, которую я тут же отогнал.
— И… это подтверждено или нет? Просто… ты так часто об этом говорил, что непонятно, что ты имеешь в виду…
— Нет. Но мне правда очень долго плохо… очень. И я не знаю, с чем ещё можно было бы связать это всё… — я замолчал, собираясь с мыслями, а Рэйчел, похоже, решила выслушать до конца, не прерывая. — Я не понимаю, что творится у меня в душе, и мне страшно… Вот… общаюсь я с друзьями, вроде как они шутят, вроде как мне тоже смешно, но… отклика нет. Я просто знаю, что я бы посмеялся над этим, но не ощущаю смех как… смех. Мне не весело. И так почти во всём. Когда что-то делаю, у меня возникает вопрос: «А зачем я это делаю? Что мне это даст? что изменит? Стану ли я полезным кому-то?». И самое смешное, что я не могу сказать «да», потому что это выходит из рук вон, а вдобавок я устаю от обычных дел так, как уставал после долгих занятий физкультурой… или не вижу смысла это делать, как… как «это же не изменит ничего».