Константин Бальмонт (1867–1942)
КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН
Сонет
В прозрачный час вечерних снов
В саду густом и ароматном
Я полон дум о невозвратном,
О светлых днях иных годов.
Но меркнет вечер, догорая,
Теснится тьма со всех сторон;
И я напрасно возмущен
Мечтой утраченного рая;
И в отдаленье замирая,
Смолкает колокола звон.
КОЛОКОЛ
Но правды есть намек первоосновной
В дерзанье — с высоты пророчить нам,
Что есть другая жизнь, — и я отдам
Все голоса за этот звук верховный.
Гуди своим могучим языком.
Зови дрожаньем грозного металла
Разноязычных — эллина и галла.
Буди простор, и говори, как гром.
Стократно-миллионным червяком
Изваян мир из белого коралла.
Иван Бунин (1870–1953)
* * *
Моя печаль теперь спокойна,
И с каждым годом все ясней
Я вижу даль, где прежде знойно
Синела дымка летних дней…
Так в тишине приморской виллы
Слышнее осенью прибой,
Подобный голосу Сибиллы,
Бесстрастной, мудрой и слепой.
Так на заре в степи широкой
Слышнее колокол вдали,
Спокойный, вещий и далекий
От мелких горестей земли.
Андрей Белый (1880–1934)
* * *
Звон вечерний гудит, уносясь
в вышину. Я молчу, я доволен.
Светозарные волны, искрясь,
зажигают кресты колоколен.
В тучу прячется солнечный диск.
Ярко блещет чуть видный остаток.
Над сверкнувшим крестом дружный визг
белогрудых счастливых касаток.
Пусть туманна огнистая даль —
посмотри, как всё чисто над нами.
Пронизал голубую эмаль
огневеющий пурпур снопами.
О, что значат печали мои!
В чистом небе так ясно, так ясно…
Белоснежный кусок кисеи
загорелся мечтой виннокрасной.
Там касатки кричат, уносясь.
Ах, полет их свободен и волен…
Светозарные волны, искрясь,
озаряют кресты колоколен.
Вячеслав Иванов (1866–1949)
ДОЛИНА-ХРАМ
Отгулы полногласны. Мглой дыша,
Тускнеет луг. Священный сумрак веет.
И дольняя звучащая душа,
И тишина высот — благоговеет.
Николай Гумилев (1886–1921)
КОЛОКОЛ
Звук помчался в дымном поле,
Повторяя слово «смерть».
И от ужаса и боли
В норы прятались лисицы,
А испуганные птицы
Лётом взрезывали твердь.
Дальше звал он, точно пенье,
К созидающей борьбе,
Люди мирного селенья,
Люди плуга брали молот,
Презирая зной и холод,
Храмы строили себе.
А потом он умер, сонный,
И мечтали пастушки: —
Это, верно, бог влюбленный,
Приближаясь к светлой цели,
Нежным рокотом свирели
Опечалил тростники.
Марина Цветаева (1892–1941)
ИЗ ЦИКЛА «СТИХИ О МОСКВЕ»
* * *
Семь холмов — как семь колоколов,
На семи колоколах — колокольни.
Всех счетом: сорок сороко́в, —
Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон —
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
— Провожай же меня, весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!
Сергей Есенин (1895–1925)
ПАСХАЛЬНЫЙ БЛАГОВЕСТ
Понеслись удары
К синим небесам,
Звонко раздается
Голос по лесам.
Скрылась за рекою
Бледная луна,
Звонко побежала
Резвая волна.
Тихая долина
Отгоняет сон,
Где-то за дорогой
Замирает звон.
Пимен Карпов (1887–1963)
* * *
Белый сон над куполами…
Кто-то крыльями взмахнет;
Монастырь колоколами
Утомленно запоет,
Звоном нежно-серебристым
Разольется в небе чистом…
Звезды-вехи, звезды-страны
Хороводами всплывут,
Белоснежные туманы
В край волшебный позовут…
Предвечерней мглы предтечи,
Загорятся в окнах свечи,
Там черница молодая,
Пригорюнившись в углу,
Перекрестится вздыхая
И приложится к стеклу:
Розы, ладан — сердце ранят.
В темь сестра глухую канет.
Закачает ель вершиной,
Где лучи звезды остры.
Перевьет зеленой тиной
Омут волосы сестры…
Кто-то дальним перезвоном
Ей приснится над затоном.