Со временем число поклонников розового масла только возросло. Продавцы этого популярного товара внакладе никогда не оставались. Бывали случаи, когда купец закупал розовое масло с одной-единственной целью — поправить пошатнувшееся финансовое положение, одна такая операция гарантировала прибыль без особого коммерческого риска. Единственное, что вставало на пути от продавца к покупателю — высокие пошлины на таможне.
Некий предприимчивый крепостной крестьянин, а фактически — купец, Николай Николаевич Шипов, оказавшись в сложном материальном положении, решил поправить его торговлей розовым маслом. Чтобы повысить доход от операции, он в 1832 году пытался скрыть товар от таможни. Но товар обнаружили, конфисковали, задержали на очень длительный срок, что в итоге сделало всю операцию убыточной.
Конечно, были и удачливые контрабандисты и честные предприниматели, и везли они не только розовое масло. В России парфюмерию любили ничуть не меньше чем в европейских или восточных странах.
Император Николай I отдавал предпочтение духам «Parfüm de la Cour» («Придворные духи»), в его комнате рядом с большим трюмо стояли сабля, шпаги и ружье, а на приделанных к раме трюмо полочках — склянка духов, этих самых «Придворных».
Не меньше любили духи в обществе не столь титулованном. Об их популярности рассказывают записки французского путешественника, писателя, маркиза де Кюстина, побывавшего в России в 1838 году.
Маркиз, наделенный литературным талантом, к тому же обладал тонким обонянием и чуть ли не единственный из путешественников сразу обратил внимание на запахи чужой страны. В Петербурге он поселился в гостинице своего бывшего соотечественника господина Кулона. «Воздух комнаты был насыщен каким-то странным запахом гипса, извести и пыли, смешанным с запахом мускуса». Запахи мускуса и амбры постоянно преследовали маркиза: «Русские распространяют вокруг себя довольно неприятный запах, дающий о себе знать даже на расстоянии. От светских людей пахнет мускусом, от простонародья — кислой капустой, луком и старой дубленой кожей». В Москве на гуляньях возле Новодевичьего монастыря опять «… запах кожи, спиртных напитков, кислой капусты, пива, сала от солдатских сапог, мускуса и амбры от господ — смешивались самым невыносимым образом и не давали возможности дышать». В Нижнем Новгороде «… к обычному букету русских запахов присоединились обильные винные испарения…».
Аромат мускуса к этому времени вышел из моды и в Европе, и в России. В газете «Молва» (№ 73) еще в 1832 году сообщали о том, что этот запах «изгнан из хорошего общества», и нам остается предположить, что либо маркиз большую часть времени сталкивался с представителями «другого» общества, либо несколько предвзято относился к нашим соотечественникам.
Справедливости ради заметим, что от запахов некоторых духов, вернее от их количества, страдали и сами их поклонники. Мода на обильное окропление себя и своих одежд прочно вошла в быт франтов и щеголих. Правда, у некоторых подобная лавина ароматов вызывала, как сейчас говорят, аллергию: тошноту и головную боль, но лечились опять-таки ароматами — нюхали одеколон.
Светские обычаи и вежливость рекомендовали духи в ограниченных количествах, особенно резкие. Их навязчивость вызывала раздражение присутствующих и давала повод подозревать владельцев в нечистоплотности и желании замаскировать собственный неприятный запах.
Вообще упоминание о косметических средствах и духах все чаще и чаще встречается в художественной литературе и начинает играть в ней заметную роль. Парфюмерия и косметика так же, как и силуэты платьев, и архитектурные стили, определяли эпоху, социальное положение своего владельца, оценивали его вкус и становились незримым звеном, связующим прошлое и настоящее.
Писатели XIX века пытались раскрыть роль духов в жизни человека. Немецкий философ Артур Шопенгауэр (1788–1860) назвал обоняние основным чувством памяти, поскольку ничто, кроме запахов, не вызывает в человеке так внезапно и отчетливо воспоминаний о давно прошедших событиях.
В произведениях И. С. Тургенева чувственные запахи мускуса и амбры заставляли героев вспомнить о прошлом, вызывали волнение, тревогу и грусть. В «Дворянском гнезде» старуха княжна Кубенская, разрумяненная и надушенная амброй «Richelieu», в свои семьдесят лет и всем своим видом, и своим характером являлась олицетворением ушедшего века.