Длинные нательные женские рубахи с пристегивающимися запястьями, расшитые и украшенные жемчугом или каменьями, носили сразу по несколько штук, и только дома в отсутствие посторонних мужских глаз можно было надеть одну, подпоясанную. Кстати, по одной из версий, сын Ивана Васильевича Грозного поплатился жизнью, вступившись за свою жену, которую государь застал неодетой.
По рассказу папского посла Антонио Поссевино, жена царевича Ивана (Елена Шереметева), «бывшая на последних порах беременности, лежала, растянувшись, на скамье в легкой одежде, как вдруг вошел свекор ее, великий князь. Она тотчас вскочила, но великий князь, вне себя от гнева ударил ее рукою по щеке, а потом палкою (посохом), которую постоянно носил с собою, до того ее отделал, что она в следующую же ночь преждевременно разрешилась сыном. Царевич Иван прибежал на этот шум, вступился за жену и стал упрекать отца, что по его жестокости он лишился своих прежних двух жен, удаленных в монастырь. Тогда гнев отца обрушился на него, и он нанес ему посохом такой сильный удар в висок, что тот упал смертельно раненый и, несмотря на всевозможную помощь, скончался по прошествии пяти дней».
Впрочем, и русские былины, описывая зазорное поведение некоторых своих героинь, изображают их в одной сорочке и притом еще и без пояса, делая тем самым прямой намек на забвение необходимого и обычного приличия. Так могла поступать только молодая Марина Игнатьевна: она, призывая в свой терем Змея Горыныча, высовывалась по пояс в одной рубашке без пояса.
На рубахи женщины надевали летник, соответственно летом, и кортель зимой, на них опашень, который так подробно описал Флетчер.
Если бы нам удалось заглянуть в прошлое, то наверняка в каких-нибудь боярских палатах, в одной из комнат с обитыми плетеной рогожей стенами, с иконами в золотых и серебряных окладах, мы увидели бы богатую модницу, придирчиво перебирающую свои наряды. К слову сказать, в те времена щеголей называли еще щапами. Щап — щеголь, щапить — щеголять, нарядных женщин — щепливыми.
И в какой-то из тех далеких дней какая-то знатная модница задумчиво и неторопливо разглядывала принесенные прислуживающими девушками платья, не зная, какое выбрать. Остановилась на телогрее, приложила к себе, взглянула в зеркало, вроде и неплохо…
Телогреи начали носить не так давно, по крою они походили на опашни. Нашей героине они не очень нравились, их шили узкими в плечах. Но с другой стороны, уж очень красиво выглядел сильно расширенный подол телогреи. Такой крой давал возможность сполна проявиться красоте ткани, ее фактуре и рисунку.
Боярыня надела телогрею, вытянула руку вперед, чтобы полюбоваться украшенным запястьем, еще раз заглянула в зеркало и с удовольствием подумала, что от этой пышной застежки с многочисленными пуговицами, окаймленной металлическим кружевом, просто глаз не оторвать. Тогда и решила, что поедет в ней, уж больно хороша. А еще решила, что обязательно закажет теплую телогрею, и чтобы по застежке пустили тесьму, густо расшитую золотом, и подбили мехом куницы или соболя.
Девушки поднесли головные уборы. Хозяйка выбрала волосник, его еще называли подубрусник — шапочку из шелковой материи. С помощью завязок ее можно было стягивать вокруг головы. Недавно она велела спороть ошивку, что украшали ее края и приладить другую, унизанную жемчугом и лалами, а то уж больно скушен казался рисунок золотого шитья.
Завязки шапочки затянули, боярыня взглянула на свое отражение, поправила край подубрусника и велела стягивать сильнее. Сейчас она уже и припомнить не могла, кто из московских щеголих придумал новую моду — стягивать шапочки так сильно, что натягивалась кожа на висках, да так, что не моргнуть.
Подали белый платок — убрус, надели поверх подубрусника. Скололи платок под подбородком золотой булавкой — «заноской». Знатная госпожа поправила ее головку — крупную жемчужину, и расправила свешивающиеся концы подубрусника, густо усаженные мелким жемчугом. Поверх него надели шляпу с полями, подбитыми гладким атласом. Шляпу украшали ленты, расшитые золотом, они ниспадали на плечи и спину.
Наша красавица еще раз поглядела в свое серебряное зеркальце и нашла, что в красном волоснике, белоснежном убрусе и нарядной шляпе она очень хороша и предложенную кику и кокошник уже примеривать не стала.
Почему-то сейчас вспомнила, что еще недавно хотела заказать сшить новый «рукав» — муфту, да отложила, вроде не ко времени. Муфта стала очень модной деталью зимнего женского туалета. Ее шили из бархата или атласа, внутри прокладывали мехом соболя, недорогим — с брюшка, опушку же делали из собольих хвостов. Снаружи муфту расшивали золотыми нитками или жемчужным низаньем с каменьями.