Мужчины не меньше, чем женщины, заботились о сохранности своей одежды. Оставив родительский дом, некий Иван Белин писал отцу из Москвы, чтоб тот проследил за сохранностью оставленного им платья. На эту просьбу батюшка отвечал:»… писал ты ко мне Иван Васильевич, чтоб мне к тебе отписать, что у старицы Тарсилы твоя коробья с платьем и из коробьи плате я… выбирал и просушивал ли, и я из коробьи твои платье выимал, и старица Тарсила платье просушивала дни по три и по четыре, и в коробью поклал по прежнему и запечатал своей печатью…»
Хозяйственные мужи, находясь на службе в других городах, проявляли интерес и к стоимости, и к качеству местных товаров. Обратимся к частной переписке князя Петра Ивановича Хованского. Из Черкасска он писал своей супруге Парасковии Андреевне: «… А на гостинце не покручинься, что не прислал; Бог видит, прислать нечего. Да пришли ко мне тесемочку беленькую шелковую на узду, вели ее выткать в кружки.
А какова надобна шириною и длиною — надобно 15 аршин и я послал с Пронькою образчик. И ты, матка моя Андреевна, не поленись, сделай сама, чтобы она была поглаже, а не узловата…»
Но все же, вероятно, гостинчик «образовался», потому что на обороте письма, рядом с адресом приписано: «Послан коврик да дороги полосатыя, да кушак камчатой, да шанданчик».
Родственники жены князя Кафтыревы не менее живо обсуждали в своих письмах подобные проблемы. Никита Васильевич писал своему брату Василию: «… А кружив, государь не добудем; и жена моя круживо покинула не доделано за серебром, а золото за неволю ж я взяти, что цена и большая есть и потолсто, и то не того нет. Да пожалуй купи дочери ж моей на одеяло в приданые соболей, чтоб кузнецкие или томские, хоть и не рослы, только бы почернее сороки…»
Здесь, может быть, следует сказать и о том, что в частной переписке встречаются самые разнообразные просьбы о покупке той или иной одежды. Вот, например, Василий Белин просил сына купить ему шапку: «… А ныне послал к тебе с Михаилом Ушаковым три рубли денег и тебе б на те деньги купить мне шапку вишневую с пухом руским, да шапку Миките брату вершек красной с соболем. Мне хотя и подешевле ценою купи буде с руским пухом мне шапки не купишь и ты купи с лисим околышем…»
О платье заботились, как говорится, «и стар, и млад», но если богатые да именитые могли показать себя во всей красе своих одежд, демонстрируя знатность и достаток, то простые молодые люди, склонные выделиться среди своих сверстников, демонстрировали не столько богатство, сколько свои внешние данные. Было модно тогда щегольнуть друг перед другом короткими, не доходящими до колен кафтанами, так туго стянув его поясом в талии, чтобы казаться как можно более тонким.
Красовались и обувью, сапоги или полусапожки — чеботы шили из кожи, окрашенной яркими красками — красной, желтой, голубой, лазоревой и т. д. Особенно любили, чтобы они плотно облегали ногу и сильно зауживались в носке.
В уличном многолюдстве выделялись яркостью и богатством одежды молодых франтов из состоятельных и знатных фамилий. Они грубовато расталкивали встречных своими лошадьми и громко смеялись над неловкими прохожими, что пугливо отскакивали в сторону от нахальных княжеских отпрысков. Скорее всего они ехали скоротать досуг на какой-нибудь пирушке за азартной игрой в кости или карты.
Московский митрополит Даниил (не ранее 1492–1547), известный своими многочисленными сочинениями церковно-полемического характера, в одной из проповедей сетовал на суетность и распутство модника:»… угождая блудницам, ризы изменяеши, хожение уставляеши, сапоги вельми червлены и малы зело, яко же и ногам твоим велику нужду терпети от тесноты… сице блистаеши, сице скачеши, сице рыгаеши и рзаеши, уподоблялся жребцу…»
В переводе это звучит так: угождая блудницам, платье переменяешь, сапоги у тебя яркого красного цвета, чрезвычайно узкие, так что сильно жмут ноги, блистаешь, скачешь, ржешь как жеребец…
Даниил сокрушался о «порче нравов», глядя на этих щеголей. Он писал, что они, как и многие их родители «всуе дни свои проживали», избегали книжного и рукодельного «научения», что в них «всегда наслаждениа и упитанна, всегда пиры и позорища, всегда бани и лежание, всегда празднество и безумная таскания».
Но одеваться броско стало модой, обычаем, даже человек незнатный и небогатый, горько сокрушался из-за утерянной возможности достойно наряжаться и тяжело переживал эти времена: