Иван Васильевич обратился к кому-то из приближенных: «Принесите мой царский жезл, сделанный из рога единорога, с великолепными алмазами, рубинами, сапфирами, изумрудами и другими драгоценными камнями большой стоимости; жезл этот стоил мне 70 тысяч марок, когда я купил его у Давида Говера, доставшего его у богачей Аугсбурга…
Этот алмаз — самый дорогой из всех и редкостный по происхождению. Я никогда не пленялся им: он укрощает гнев и сластолюбие и сохраняет воздержание и целомудрие; маленькая его частица, стертая в порошок, может отравить не только человека, но даже лошадь». Затем он указал на рубин: «О! этот наиболее пригоден для сердца, мозга, силы и памяти человека, очищает сгущенную и испорченную кровь». Затем он указал на изумруд. «Этот произошел от радуги, он враг нечистоты. Испытайте его: если мужчина и женщина соединены вожделением, имея при себе изумруд, то он растрескается. Я особенно люблю сапфир, он сохраняет и усиливает мужество, веселит сердце, приятен всем жизненный чувствам, полезен в высшей степени для глаз, очищает взгляд, удаляет приливы крови к глазам, укрепляет мускулы и нервы». Затем он взял оникс в руку. «Все эти камни — чудесные дары божьи, они таинственны по происхождению, но, однако, раскрываются для того, чтобы человек их использовал и созерцал; они — друзья красоты и добродетели и враги порока. Мне плохо: унесите меня отсюда до другого раза», — но другого раза не было.
Познания о камнях Иван Васильевич, вероятно, почерпнул из древнего литературного памятника «Сказания о 12 драгоценных камнях», принадлежавшее одному из отцов церкви Епифанию (367–408), известному на Руси с XI века.
«Сказание» повествует о наиболее известных драгоценных камнях Востока. Автор сопоставил свойства драгоценных камней, что были на наперснике первосвященника Аарона, с характерами сыновей Иакова. Он писал, например: «1-й иже камык, нарицаемый сардион (рубин) вавилонский, учермен (красен) же есть образом, яко кровь… силы целебные в нем суть, и лекуют в нем отоки (опухоли), язвы, от железа бывающая, помазывают. Сий камык уподоблен есть Рувиму первенцу, понеже силен и крепок на дело бяше».
Полудрагоценный камень агат — «ахатис» наделялся некой силой, которая отгоняла от человека змей и скорпионов и т. п.
И вера в мистическую силу камней, и любование их цветом, и возможность показать свой достаток — все способствовало тому, чтобы камни в избытке использовали для украшения одежды и внешности.
Любовь к ярким цветам камней: красному, зеленому и синему, белоснежному жемчугу — являлась не просто данью традиций. Женщина подбирала драгоценности для своей внешности, сообразуясь с тем, что ей пойдет, а что нет. Белый, как снег, жемчуг подчеркивал белизну ее кожи (натертую белилами), рубины выделяли ее румянец, синие сапфиры — голубизну ее глаз, а изумруды придавали им зеленый оттенок.
Тяжелые одежды из-за невероятного количества драгоценных камней, жемчуга и золотого шитья внушали русским поданным уважение к своему государю, иностранные послы с нескрываемым удивлением рассматривали царские сокровища, поражаясь его числу. Правда, желание покритиковать (может и заслуженно) у них все же прорывалось. Английский вельможа, служивший при русском дворе в 1557–1558 годы рассказывал о короне Ивана Васильевича. Он заметил, что работа по золоту вряд ли могла быть сделана лучше, «она была украшена и обильно покрыта дорогими драгоценными каменьями, между прочим, был рубин, возвышавшийся наверху короны на небольшой проволоке, он был величиной с добрый боб; корона эта была подбита прекрасным черным соболем… Мы видели все платья его величества, очень богато усеянные каменьями…».
Но вот сами камни обработаны, по его разумению, плохо. Русские якобы гонятся больше за их размерами, нежели за красивой огранкой, позволяющей насладиться красотой и редкостью камня.
Английский мореплаватель Ричард Ченслер (?—1556), описывая невиданную роскошь царского убранства, одежд и украшений бояр, что «выше всякой меры», отметил, что даже бархатные и парчовые попоны коней густо усыпались жемчугом.
Не меньше, чем драгоценности Грозного, поражали иностранных послов богатства, увиденные ими при дворе его сына царя Федора Ивановича (1557–1598). В 1589 году проходила в Кремле торжественная церемония «поставления» патриарха Иова. На церемонии в числе именитых гостей присутствовали Константинопольский патриарх Иеремия и епископ Елассонский Арсений, который подробно рассказал об этом торжестве.