Как славно было ранним летним утром выйти из гостиницы и под крик петухов пройти через просыпающийся поселок. Огромные сосны, помнившие еще преподобного Сергия, гордо возносили свои кроны. Палисадники сверкали росой. Из-под осевшей за ночь дорожной пыли выглядывали разноцветные булыжники старинной мостовой у стен монастыря. Первые торговки с корзинками спешили занять место за прилавком базара.
А я все шел и шел к заветной цели своего путешествия — песчаной отмели на берегу небольшой реки, протекавшей на окраине поселка. Там, скинув одежду, я вдоволь плавал и нырял в ее прохладных водах. Выше по течению реки были одни заброшенные деревни. Поэтому вода была кристально чистой.
Потом, не торопясь, я одевался, шел на базар и покупал за 25 копеек стакан только что сорванной с грядки клубники. С этой добычей я отправлялся в монастырь, садился на какой-нибудь пенек в заброшенном монастырском саду и, разглядывая узоры древней архитектуры, неторопливо поглощал благоуханное содержимое газетного кулька.
Хорошо было в N. и зимой, когда монастырь тонул в сугробах, когда по его стенам гулял ледяной ветер, а в номере 12 дышала жаром гармошка батареи, лежала на столе раскрытая книга и золотился стакан крепкого чая, приготовленного с помощью запретного кипятильника.
Таков был мой N. и моя гостиница, какими я запомнил их с тех далеких времен. Но — «как о воде протекшей будешь вспоминать…».
Глава сорок шестая.
Земля святого Сергия
Ростов давно и прочно занял особое место в каталоге моей памяти. Впервые приехав сюда еще в студенческие годы, я с тех пор навещал его несчетное количество раз. Кажется, я неплохо знаю этот город, его историческую судьбу и наследие старины. Я даже познакомился кое с кем из его жителей, хотя, признаюсь, не большой охотник до новых знакомств. В Ростове я чувствую себя как дома или, лучше сказать, как в гостях у своего старого друга.
Всякий раз, когда я брожу по его длинным улицам и коротким переулкам, — я чувствую за собой присутствие собора. Символ древнего Ростова, средоточие его духовной жизни, он похож на белое облако, спустившееся на землю.
Он построен по-московски — из кирпича, но отделан по-владимирски — белым камнем. Ростовский собор явно подражает формам своего знаменитого «тезки» — Успенского собора Московского кремля. Но и тот был, в свою очередь, творческим подражанием Успенскому собору во Владимире. Матрица явно поизносилась. Аристотелева геометрия смешалась с русской работой «на глазок».
Собор строили столичные мастера. Ростовский архиепископ был вторым человеком в иерархии после митрополита Московского и всея Руси. Возможно, здесь работали итальянцы, приглашенные Иваном III. Отсюда — изысканность отделки, напоминающая венецианский декор Архангельского собора Московского кремля. Это отметил еще один из первых почитателей собора историк и археолог Б. Н. Эдинг.
«Грандиозный собор Ростовский словно создан воспоминанием о славном прошлом великого города… Нежная прелесть карнизов, которыми обработаны все квадратные плоскости стен храма и аркатура глав, вызывает в представлении отзвук Ренессанса, присущий архитектуре ранней Москвы» (219, 53).
Реставраторы много потрудились над восстановлением первоначальных форм ростовского собора. И всё же его огромные шаровидные главы, слишком похожие на достижения ростовских огородников, и высокие, как фабричные трубы, барабаны глав нельзя отнести к изысканному почерку мастеров Ивана III. Это результат бесчисленных перестроек и реставраций, которым подвергся собор в последние три века. Строго говоря, это явное отступление от первоначального облика храма. Но боже упаси какого-нибудь будущего «благодетеля» от попыток с абсолютной точностью вернуть собору его утраченные формы!
«Иной раз прекрасные творения более привлекательны, когда они несовершенны, чем когда слишком закончены», — говорил Ларошфуко (95, 125). Никто не убедит меня в том, что мягкая полусфера, которой завершалась церковь Покрова на Нерли и которая (при всей ее вторичности) так хорошо сочеталась с плавными очертаниями зеленого холма, на котором стоит храм, — что эта полусфера непременно должна была уступить место посводному покрытию и жестким граням квадратного постамента под барабаном. Принцип изначальности восторжествовал, но в чудесной гармонии архитектурных форм зазвучал какой-то неприятный диссонанс.
Несовершенство ростовского собора — результат его длительного вживания в окружающее художественное пространство и ландшафт. Как и все окружающие его ростовские церкви, он отчаянно тянется вверх, словно вырываясь из поглощающего древний город болота. Его шарообразные купола — словно огромные монгольфьеры, наполненные горячим воздухом. Они поднимают громаду собора ввысь, не дают ей захлебнуться в подступающей со всех сторон воде.