Под наблюдением Брюнеля через шесть месяцев корабль был возвращен в Бристоль, где он стоит до сих пор. Второй корабль изобретателя доказал, что стальной корпус гораздо крепче и долговечнее, чем деревянный, что натолкнуло Исамбара на идею создания еще большего судна-гиганта, превышающего размерами «Великую Британию» в шесть раз. Трудности сопровождали строительство с самого начала. Нехватка железа, недостаток средств, разногласия с партнером. Но главная проблема заключалась в том, как спускать колоссальный корабль на воду. Обычно судно идет в воду носом, постепенно соскальзывая со стапелей. Однако «Грейт Истерн» был таким огромным, и Брюнель боялся, что при вхождении в воду корабль просто врежется в противоположный берег. Тогда он решился на невиданный шаг – спускать судно бортом. На подготовку спуска ушло полгода. Несмотря на постоянные боли в печени, Брюнель не оставлял своего детища ни на час. И наконец в 1858 году судно было спущено на воду. «Грейт Истерн» опережал свое время на 50 лет. Он маневрировал ся колесом и передвигался с помощью винта. Вдоль трюма корабля располагалось десять поперечных водонепроницаемых отсеков. И в случае, если судно расколется надвое, обе его отдельные части могли плавать самостоятельно. На нем могли путешествовать 1100 пассажиров первого и второго класса, и оно перевозило столько угля, сколько было достаточно для нахождения в пути 45 дней без захождения в порт. «Грейт Истерн» был самым большим кораблем в мире. Он принимал участие в 1865 году в прокладке электрического кабеля по дну Атлантического океана, благодаря которому было установлено телеграфное сообщение между Европой и Северной Америкой. Когда работы были закончены, Виктория решила опробовать новую связь: через пять минут после скачек Дерби имя выигравшей лошади стало известно за 8 тысяч километров в Калькутте (Индия).
Брюнель не успел порадоваться успехам своего детища. Он умер почти сразу после спуска судна на воду. «До сих пор я никогда не посвящал всего себя работе так, как я посвятил себя этому кораблю!» – писал Исамбар. Идеи великого мастера живут и по сей день. Его технологии использовались и при строительстве «Квин Мэри» – самого большого современного корабля, и при создания «Роял Арк» – авианосца, гордости английского военного флота.
Пропасть между сословиями в XIX веке была огромной. Она выражалась не только в материальном положении, размере домов и количестве прислуги, но и в воспитании, круге общения, времяпровождении, развлечениях. Как образ жизни сословий отличался друг от друга, так расходились и их понятия о нравственных и гигиенических нормах. Чем приземленнее были люди в неприглядной среде своего существования, тем грязнее были их руки и лица. Обозначения «чистая публика» и «нечистая» буквально передавали положение дел. Даже имевшие угол не всегда беспокоились о том, чтобы умыться, а порой и работа их была такова, что грязь намертво въедалась в кожу. Не имевшие же крыши над головой беспокоились о гигиене в последнюю очередь. С грязью было даже теплее. Недаром Элиза Дулитл из «Пигмалиона» так сопротивлялась, когда ее засунули в ванну. У нее не было такой привычки! Стирать одежду беднякам не пришло бы и в голову, и приобретя «обновку» на барахолке, до этого долго носимую предыдущим хозяином, они спокойно донашивали ее, добавляя к въевшейся грязи новую. В то время вполне нормальным и привычным считалось то, что дамы разговаривали с людьми из нижнего сословия, держа нюхательную соль около носа, для заглушения неприятного запаха. Причем последних это совсем не обижало, они понимали, что у дам очень чувствительная природа.
Многих аристократов и богатых людей угнетало, когда они видели на улицах обездоленных бедняков и детей, искалеченных нищетой. Сострадая им, многие аристократки, под впечатлением «Оливера Твиста» Чарлза Диккенса, брали домой на воспитание сироток из работных домов, другие организовывали бесплатные обеды для нищих, где сами, подвязавшись фартуками, разливали суп и раскладывали хлеб. Грязных, бездомных людей сначала заставляли мыть руки, но потом отказались от этого, потому что на них был такой слой грязи, что воды хватало только на нескольких бедолаг.
Если же человек еще не пал так низко и не желал продавать свою свободу за миску размазни и кусок хлеба в работном доме, грубую одежду и крышу над головой, для таких правительство устраивало Casual Ward– приют и пищу на три дня за тяжелую работу. Там бездомные люди, отстояв около входа среди огромного числа желавших целые сутки на холоде и дожде, наконец, когда подходила очередь, оказывались внутри, в палате. Если они попадали в приют в понедельник, то до утра среды им были гарантированы чистая постель на набитых соломой матрасах, ужин и завтрак. Работа была тяжелой. Такую же исполняли преступники в тюрьмах. Разбивание камней, щипание пакли, но здесь за нее получали деньги. Те, кто трудились хорошо и тем самым демонстрировали свое желание всеми силами встать на ноги, могли быть рекомендованы для устройства на постоянную работу. Однако для некоторых это становилось невыполнимой задачей, поскольку ежедневные нормы были слишком велики. Полтонны камня в день тяжело разбить даже для сытого, здорового человека, а не то что для изголодавшихся, часто больных людей. Мало кому удавалось выполнить ежедневную норму по щипанию пакли, поскольку она была даже больше, чем у заключенных в тюрьмах. Если бедняги оказывались не в состоянии представить свое дневное задание, их тащили в магистрат и могли посадить в тюрьму, хотя для многих это в своем роде тоже был выход из положения.
Некоторых либералов возмущало такое положение вещей. Они говорили о том, что даже в русской Сибири такой объем работы считался бы чудовищным, не то что в Англии! Однако обсуждение оставалось кулуарным и ситуация менялась очень медленно. Женщины спали в отдельных палатах и либо щипали паклю (половину мужской нормы), либо работали в прачечных, где стирали несметное количество грубой солдатской или тюремной одежды и до крови истирали свои руки. Единственной поблажкой было то, что там они могли постирать и собственную одежду. Инспектор, следивший за порядком, мог зайти в женскую спальню в любое время дня и ночи. Иногда это приводило к тому, что женщины вынуждены были уступать его домогательствам, надеясь в будущем получить здесь место вне очереди.
На подобный труд соглашались люди, которые не имели возможности найти ничего другого, но при постоянно растущем населении города очень многие оказывались вообще без какой-либо работы. Тогда сначала они теряли комнату или угол, не имея возможности оплачивать проживание, а затем распродавали или просто обменивали на еду те жалкие пожитки, которые у них оставались. Правительству полагалось помогать таким обездоленным людям, но, как всегда, те, кто особенно нуждался, не получали ничего. До тех пор, пока у человека оставалась хотя бы единственная личная вещь, кроме того, что на нем было надето, он не имел права ни на что рассчитывать, даже на место в вышеописанном заведении.