Школьные инспекторы были так непопулярны, что были вынуждены ходить парами. Одному из них, обходившему дома учеников, родители сказали, что их ребенок умер. Войдя в дом, пораженный инспектор обнаружил новопреставленного, прыгавшего по полу, как заяц. Довольно часто в классе насчитывалось 70, 80 учеников или учениц. По этой причине дисциплина должна была быть очень строгой. Иначе учителю приходилось кричать все время, чтобы быть услышанным.
Мальчики и девочки учились раздельно, и даже входные двери для обоих полов находились с разных сторон здания. Мужчины учили мальчиков, женщины – девочек. К учителям обращались «сэр», к учительницам – «мисс» или «мадам», в зависимости от семейного статуса.
В девять утра школьники первым делом отправлялись на ассамблею в холл, где выстраивались в линию лицом ко входу и замирали, раскрывая рот только для того, чтобы спеть гимн или произнести вместе со всеми молитву. Все их начальство во главе с директором школы, офицером, следившим за посещаемостью, инспектором, учителями, стояло перед ними. В это же время делались все объявления. Затем детей осматривала медсестра, выискивая в волосах гнид. Если вши обнаруживались, то бедняге брили голову. Если ребенок заболевал ветрянкой или корью, его отсылали домой, а если ученик был неаккуратен или даже грязен, то его отправляли мыться в умывальную комнату или домой. Ассамблея заканчивалась в 9.30. Далее правила диктовали: «Войдя в свой класс, сесть за парту и ждать учителя. При его появлении встать, чтобы показать уважение к годам и заслугам. При оглашении списка присутствующих вставать, когда называют вашу фамилию, громко отвечая: "Здесь, сэр или мисс!"
Если ученик мямлил, ерзал за партой, учитель брал в руку сигнал-колотушку и стучал в нее, чтобы привлечь к себе внимание. Писали мелом на черных досках, которые можно было передвигать по классу, а также, кроме тетрадей, у учеников имелись специальные грифельные доски, вставлявшиеся в щель парты, на которых они писали грифельными карандашами. А малыши учили буквы, рисуя их на подносах, засыпанных речным песком. После того как алфавитный список присутствовавших был оглашен, начинались уроки чтения, письма и арифметики. Для этого раздавались учебники, и начиналось чтение по очереди, иногда у доски. Каждый урок длился 30 минут. Для письма требовалась линейка и карандаш, и старшие дети открывали свои тетрадки и линовали страницы. Затем раздавались чернильницы каждому ученику, и все начинали копировать то, что учитель писал на доске. Если ученик окунал перо слишком глубоко в чернильницу, то получалась клякса, которую очень трудно было смыть с рук и одежды. Сидеть на уроке полагалось прямо. Если учитель считал, что ученик плохо старается, то между его локтями и спинкой стула просовывалась палка, заставлявшая провинившегося сидеть ровно и поневоле сосредоточиться. Если на арифметике ученик не мог быстро посчитать в уме, на него надевали дурацкий колпак до конца урока. Детей учили не только простому сложению, вычитанию, делению и умножению, а также дробям, простым и десятичным, извлечению процентов, и т. д. Все эти математические действия могли пригодиться в дальнейшей жизни. Особенно если выросшие ученики хотели заработать много денег. Школьники умели совершать арифметические действия с числами до миллиона. Им разрешалось пользоваться деревянными счетами, которые были изобретены еще древними греками, а с помощью римлян распространились по свету. Дети должны были знать назубок таблицу умножения, которая в Англии не до десяти, как у нас, а до двенадцати, поскольку британская денежная система базировалась на цифре 12. В одном шиллинге, самой распространенной денежной единице XIX века, было 12 пенни.
После того как ученики осваивали арифметику, их начинали обучать алгебре и геометрии. В школьных правилах было записано, что мальчики должны решать задачки более сложные, чем девочки. Те и другие обучались также географии, истории, предмету, называвшемуся «Общие знания», и предмету, который мы бы назвали «Природоведение», он знакомил учащихся с окружающим миром от камней и минералов до засушенных растений и насекомых.
Утренние уроки заканчивались в 12 часов, после того, как староста проходил по коридору, звоня в колокольчик.
Теперь у детей было целых два часа, чтобы поесть, поиграть на школьном дворе и проветрить голову перед вечерними занятиями. Кто-то уходил обедать домой, кто-то ел принесенное с собой в школе. Мальчишки гоняли по двору металлические ободья от тележных колес, играли в футбол, катали мраморные шарики или состязались каштанами в «покорителя». Девочки прыгали через скакалку, чертили на земле классики или играли с мальчиками в салки и прятки. Учителя чинно прохаживались между ними, изредка поднося ко рту свисток, если игры были слишком шумными или возникала драка. В два часа все возвращались в классы, где опять проводилась перекличка, после которой продолжались уроки те же, что и утром. Добавлялись только практические занятия по домоводству для девочек, черчение и физкультура для мальчиков, пение для всех учеников, так же как и гигиена.
В 17.00 колокольчик возвещал об окончании занятий. Ученики сдавали чернильницы старосте класса, собирали свои принадлежности, затем вставали из-за парт и все вместе произносили молитву. После этого чинно строем шли к воротам школы и счастливые бежали домой. Те же, кто провинился за день, оставались по- еле занятий и шли в кабинет директора за наказанием. По его решению ученики либо отсылались к родителям с запиской о плохом поведении, либо учитель сам бил их розгами по рукам или ягодицам. Более щадящей формой наказания считалось многократное написание по сто раз одного и того же предложения, подобного этому: «Чтобы мне ослом не стать, считать я буду и писать!»
В конце каждого года производилась инспекция учеников, учителей, школьного здания, оборудования. Ученики выходили по одному перед важной комиссией и отвечали на вопросы по пройденному за год материалу. Если ученик отвечал хорошо, то получал сертификат по тестируемому предмету и переводился в следующий класс. Если же нет, то оставался в том же классе на следующий год, пока наконец не сдавал экзамен положительно. И вот наступали долгожданные каникулы, две недели – на Рождество и на Пасху, шесть недель – летом. Счастливые ученики старших классов распевали на улицах: «Забросим предметы, да здравствует лето!»
Однако радостное настроение от каникул было только у мальчиков и девочек из обеспеченных семей. Там же, где едва сводили концы с концами, расчитывали на помощь детей, которые часто работали до начала занятий. Да и как же могло быть иначе, ведь деньги из семьи шли не только для оплаты обучения, а еще и на школьную униформу и ботинки. Для многих детей это была первая обувь в жизни, которую они по строгому указанию родителей немедленно снимали, выходя за пределы школы, связывали за шнурки и вешали себе на шею. По дороге домой ребенок, видя увлекательную игру, включался в нее, и ботинки, чтобы не мешали, вешал на заборе. Опомнившись через ка- кое-то время, бедняга не находил их уже на прежнем месте и плелся домой, чтобы получить серьезную взбучку за порванную и испачканную в игре одежду и потерянную обувь. Наказание за это было так сурово, что несколько дней он не мог сидеть. Хорошие ученики поощрялись в конце года книгами и грамотами за успешную работу. Те, кто за весь год не пропустил ни единого дня, награждались медалями.
Глава шестая
Когда восьмилетние мальчики из аристократических семей отправлялись на жительство в школы, что же в это время делали их сестры?
Считать и писать они учились сначала с нянями, а потом с гувернантками. По несколько часов в день, зевая и скучая, глядя с тоской в окно, они проводили в комнате, отведенной под занятия, думая о том, какая прекрасная погода для поездки верхом. В комнате ставился стол или парта для ученицы и гувернантки, шкаф с книгами, иногда черная доска. Вход в комнату для занятий часто был прямо из детской.