Поравнявшись с Ларькой, мальчик поспешно спросил:
— Это коммунары там впереди, мальчик?
Коммунары, а што?
— Все выехали?
— Все… Которы сеяли — наперед выехали, они нас встретят там.
— Значит и ты коммунар?
— Ага.
Мальчик выскочил из тележки и пошел рядом с Ларькой.
— А ты Ларю Веткина там знаешь?
— Шибко даже знаю, — ухмыльнулся Ларька, — потому, как я самый, «Ларя Веткин» и есть.
— Мама! — вдруг крикнул как будто, обрадовавшись, незнакомый мальчик. — Это, знаешь кто?
— Кто? — отозвалась сидевшая в тележке женщина.
— Гурьяна Васильевича сын. Ларион.
— Повстанчик! — громко воскликнула женщина и, выйдя из тележки, с любопытством оглядела Ларьку.
— Ну, давай, повстанчик, знакомиться, — сказала и, как со взрослым, поздоровалась с Ларькой по ручке, от чего тот покраснел до ушей. — Мы Леона Корнеевича Нагорного семья. Гурьян Васильевич бывал у нас в городе.
— Пахомыча семья! — обрадовался Ларька.
— Пахомыча, если так хочешь, — засмеялась женщина.
— Это его подпольное прозвище, на заводе дали.
Ларька не знал, что и говорить от радости. Ведь, он так ждал неизвестную ему семью друга «по подполью» — Пахомыча. И какой, ведь, этот Пахомыч, не сказал даже, что у него дети — одногодки Ларьке. Это уж он нарочно, чтобы порадовать Ларьку.
— Д вас как зовут-то? — скромно откашлявшись и степенно поправив картуз, спросил Ларька.
— Меня Георгием, а ребята просто Геркой кличут, сестру Наташей, а мать Софьей Андреевной.
Дорогой Ларька на вопросы Нагорных успел все рассказать о своей коммуне, а те ему — о городе.
Ларька все время глядел на Наташу и смущенно думал:
— Эх, вот это плохо… Больно уж она такая… Ненашенская. Наши девчонки— вон как робят, а эту, что заставишь делать? Ишь косы-то… А беленькая-то какая, маркая, знать. А платьице-то хоть и ситцевое, а не хрестьянское.
— А че же… — несмело спросил Ларька — в коммуну-то вы к нам охотой идете, али только-так, за Пахомычем? У нас, ведь, робить надо.
— Я после таких слов и знакомиться с повстанчиком не желаю! — вдруг неожиданно вскричала сидевшая до сих пор молча в тележке Наташа и сердито отвернулась в сторону.
Софья Андреевна и Георгий засмеялись над вспышкой Наташи, а Ларька испугался.
— Вот это я, однако, с колокольни, — подумал он.
— Нет, работы мы не боимся. Я, ведь, комсомолец, а ты?
Ларьке вдруг сделалось стыдно и он не знал, что ответить.
— Ну зато он герой, — вступилась за Ларьку Нагорная.
— Папа нам все уши о тебе прожужжал, — сказал Георгий. — Признаться, я даже позавидовал тебе порядком. О твоих подвигах даже в газете писали.
— Чего там завидовать, — сурово произнес Ларька, — раз же дело так вышло, что край приходит.
Пока догоняли коммунаров, Георгий с Ларькой успели подружиться. Наташа продолжала дуться и как будто совсем не интересовалась повстанчиком, о котором «жужжал папа».
Все четверо они догнали коммунаров и, Ларька об’явил коммунарам, что это семья Пахомыча. Софья Андреевна по-женски быстро разговорилась с коммунарками, а Наташа, совсем неожиданно для Ларьки через каких-нибудь полчаса очутилась среди бегущих вдоль дороги девочек и также скоро сдружилась с ними, как Ларька с Георгием и называла их всех по именам.
— А на меня сердится… — подумал Ларька о Наташе и ему стало досадно, что он сдружился не со всей семьей Пахомыча. — И обидного, кажись, ничего не сказал, а ей садно пришлось.
Обоз приближался к участку. Коммунары снова построились в ряды и, взяв знамена, с пением двинулись к участку. На участке тоже алело знамя ячейки РКП, как будто приглашая коммунаров в их новые жилища. Знамя ячейки держал Пахомыч, а вокруг него стояли Конев, Гурьян Веткин, Грохолев, Димитрий Набоков на своем костыле. Вася Набоков и Антон Чебаков. Это была главная сила ячейки и коммуны и выделилась в группе, как бы являясь представителями.
Остановились в нескольких шагах друг от друга. Пахомыч произнес задушевную речь, горячо приветствуя пришедших, и в конце речи пригласил их занять дома, предназначенные им для жилья. Детей он сам, после того, как передал знамя Гурьяну, отвел в приготовленное общежитие, как их руководитель и товарищ, и затем он пошел навстречу своей прибывшей семье.
Коммунары переживали лучшее время. Работа кипела дружно, стойко переживали всяческие нужды. Ларька, благодаря своей кипучей натуре, буквально извертелся на все стороны. Он ходил за плугом, возился с конями, пас скот, принимал участие в спектаклях, устраиваемых ребятами в риге под руководством Пахомыча. Вскоре же на участке была организована ячейка РКСМ, и Ларька первым вступил в нее, правдами и неправдами натянул себе один год. В коммуне все шло хорошо. Весело было и на улицу выйти. Кругом рощи, зелень даречка серебряная по твердому песочку плещется. Ребятишки после дневных трудов дружно плескались в ее холодных струйках, катались в лодке, плавали вперегонку. Казалось, ничто не нарушало мирной жизни участка, но на ясном горизонте все же висела туча. Сильно тревожили бандиты. Нераскаявшиеся добровольцы колчаковцы, недовольные советской властью, искатели легкой наживы и другие шарлатаны об'единялись вместе, вооружались и налетали на села, грабя граждан и зверски вырезая ячейки партии. Они сманивали к себе крестьян, говоря: пойдемте добывать себе новую власть крестьян без рабочих и без налогов. Некоторые, полегче умом, верили им и шли в банду.