Так я думал, пока не открыл дверь своей комнаты…
Мальпаридас де ла мьердо, эстар хадидо [2]!!! У меня не было других слов – эти чёртовы придурки изгадили мою комнату! Кузены всё перерыли, испачкали и побросали на пол – они даже кровать мою расправили и прошлись по ней в грязных ботинках! Сжав зубы, я зачем-то раскрыл тумбочку… и у меня кончились все слова. Честно, я чуть не заплакал – они разорвали фотографию моей мамы! Ублюдки поганые, ихос де ла чингада [3]!..
Я в изнеможении сел на стул, осматривая учинённый погром. Это уже перебор – всё, баста! Хватит такое терпеть. Бесполезно бороться, мои кузены всегда останутся безнаказанными. Я дико устал. И неожиданно пришло решение.
Я сейчас соберу свои вещи и уйду в домик родителей. Сил больше нет жить в этом Акульем гадюшнике – и почему сия светлая мысль не пришла мне в голову раньше?! Я извлёк из-под матраса свой старый спальный мешок. Что ещё мне понадобится? Рыболовные удочки, дождевая куртка, плавки… ах, да, у меня ведь школьный бал на этой неделе, значит, мне нужен выходной костюм… который мои уроды-кузены превратили в половую тряпку! Чтоб вам крабы в задницу забрались.
Я всё же решил забрать с собой останки парадной одежды – может, удастся её спасти? Выключив свет, быстро покинул виллу – вокруг давно стояла тёмная ночь; впрочем, дорогу до домика я знал на ощупь. Прощайте, родственнички! Ни за какие миллионы мира я больше не буду терпеть ваши противные рожи! Адьёс!
[1] «Mierdo!» (и прочие его производные) – испанское ругательство, аналогичное восклицанию «shit!» в английском языке.
[2] Непереводимый диалект жителей острова Солеадо (примеч. автора)
[3] Дети такой-то матери (испан., примеч. автора)
Глава 3. Весенний бал
Родственники объявили на меня охоту – я ведь ограбил банк, обчистив все счета дяди Рикардо. Выкуси, гад! Я покинул остров на первом же пароходе, удачно замаскировав лицо накладными усами. Вроде, меня пока не замечали.
Сначала я бежал, кажется, во Францию, где прятался среди пустых тёмных домов – всюду шныряли полицейские, и я искал какое-нибудь укромное место. Кажется, этот заброшенный особняк мне подойдёт. Однако не успел я снять с себя рюкзак, как чья-то тень с фонарём возникла в комнате. Дебора?
– Пожалуйста, не выдавай меня! – взмолился я, но моя девушка лишь едко хмыкнула, и тут же принялась громко кричать:
– Эй! Все сюда! Он здесь!
Ох, Деб, за что?!
Судья-китаец дико шепелявил:
– Ви апвиняйсясь в фарафстве! Гафарите, где виспряталь деньги сеньора Мартинеса!
– У меня нет денег! – ответил я – что, в принципе было правдой, ведь я их все потратил.
– Уфедите его! – крикнул судья, – и пытайте, пока не скажет!
Два глиняных воина схватили меня, поволокли в какой-то подвал, где уложили на каменный пол и стали по капле лить холодную воду прямо на лоб. О-о, это воистину самая страшная из всех пыток Китая! Вода всё капала и капала, сводя с ума… а затем мне на голову вдруг вылилось целое ведро этой мерзкой воды!
Фыркая и чертыхаясь, я подпрыгнул в спальном мешке. А я вообще где?!
Мне понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, что я лежу на полу в домике родителей, а вода льётся на меня из прохудившейся крыши. Ох, вечно мне снится всякая ерунда, от которой я потом весь день хожу, как в воду опущенный.
Я оглянулся, тихо проклиная затяжной дождь – дыр в потолке немерено. Нет, сегодня в школу не пойду, слишком много мне надо наладить у себя в доме, чтобы можно было здесь жить.
Одолжив кое-какой инструмент в лавке старьевщика, я весь день ползал по стенам с молотком и гвоздями в зубах, пытаясь хоть как-то залатать многочисленные дыры; затем настала очередь уборки – кучки пыли и мусора были выметены с крыльца новым веником и зарыты в песке. Обнаружив, что тучи рассеялись, я выкинул свой спальный мешок сушиться на солнце. В какой-то момент я задумался – а ведь меня, наверное, уже ищут, ведь прошли почти сутки с тех пор, как я покинул «Акулью хижину» (по крайней мере с тех пор, как меня там видели в последний раз). Но никто меня пока не искал. Наконец, уже под вечер, я собрал все деньги, какие у меня были, и пошёл в местный магазин – мне ведь надо что-то есть.