Дядя яростно крутил руль, машину заносило на поворотах, мы каждую минуту рисковали врезаться куда-нибудь. Лёжа на заднем сидении, я, наконец, с трудом осознавал, что происходит.
Передо мной валялись скомканные газеты, где я с ужасом узнал собственное лицо. Все местные таблоиды трубили обо мне этим утром! «Богачи Мартинесы выгнали из дома одного из своих детей…» – писала местная газетёнка «Жёлтый песок».
– …теперь я запру тебя в подвале, щенок, и ты больше никогда оттуда не выйдешь! – продолжал свои угрозы дядя. Меня трясло от ужаса, как в лихорадке – Господи, как же я боялся дядю Рикардо! Я даже представить себе не мог, что он сейчас со мной сделает! И вдруг жуткая мысль пришла в голову – он сейчас меня убьёт. Размозжит голову в приступе ярости, а потом меня закопают где-нибудь ночью... и ничего Мартинесам за это не будет – они же богачи! Зато они избавятся от меня... Эти мысли вихрем пронеслись в моей голове, и в итоге я... сам себя чуть не убил.
Распахнув дверь «Мустанга», я на полном ходу выпрыгнул из машины.
Дикая боль пронзила меня насквозь. Я кубарем летел по камням и песку, вскакивал и тут же снова падал... Позже я поражался, каким был безумцем, и как сильно боялся Мартинесов, чтобы так поступить. Я смутно услышал, как кто-то выкрикивает моё имя...
А потом надо мной склонилась красивая смуглая, странно знакомая женщина.
– Мама? – я был уверен, что умер, и теперь родители, наконец-то встретят меня.
– Шшшш! – женщина приложила палец к губам.
Меня куда-то несли. Рай подозрительно напоминал Солеадо, хотя… почему бы и нет, ведь наши острова считались райскими.
Пустота…
[1] Испанское выражение негативного удивления, что-то типа «Мать моя, женщина!», только немного грубее (примеч. автора)
Глава 4. Летнее пламя
Всё тело болело, я с трудом открыл глаза. Незнакомые зеленоватые стены, чужая кровать. Одна рука в гипсе, я пощупал голову – бинты. Похоже, я жив, но где я? Мне понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, что я в больнице.
А затем ко мне вдруг зашла медсестра – знакомая пышнотелая мулатка средних лет с круглым добрым лицом.
– Ну что, сынок, как ты? – ласково спросила она, увидев, что я пришёл в себя.
Да это же... Долорес Соул, мать Деборы и Дени! Она что, работает в этой больнице? Я смущённо спрятал глаза.
– И чего ты меня стесняешься? – ласково спросила женщина, – голова не болит?
Я покачал головой.
– А имя своё помнишь?
Я лишь фыркнул.
– А то! – продолжала Долорес, – бывает так, что люди головой ударяются – всё забывают. А как ты сюда попал – помнишь?
Всё я помнил. И я понятия не имел, чего теперь ожидать от моего дяди. «Он ведь хотел меня в подвале закрыть! Насовсем!» – испуганно вспомнил я.
– Эй, ты чего плачешь? – смуглая рука вдруг провела по моей щеке. Я в панике зажмурился – нет, только не слёзы! Прекрати!!! Но тут Долорес ласково прижала мою голову к своей огромной груди, и проклятые слёзы хлынули водопадом.
– Тебе некуда отсюда идти? – тихо спросила Долорес. Сам не зная зачем, я кивнул.
– Ясно, – ответила женщина. Она нежно гладила меня по голове – как ещё никто не гладил, и я не заметил, как снова заснул.
А на следующий день возле моей кровати сидела она – сияющая, как солнце, и прекрасная как… как… У меня не было слов для сравнения. Дени улыбалась. Я неожиданно вспомнил – именно она нашла меня на обочине после прыжка…
– Тебя завтра выписывают, – сказала Дени с улыбкой – и ты будешь жить у нас.
– Что?! – я чуть не вскочил на кровати.
– Шшшш! – Дени осторожно уложила меня обратно, – возражения не принимаются!
Если бы я только мог возразить! Всё вокруг кружилось, словно я лежал где-нибудь в гамаке над волнами, а не на больничной койке. Она была так близко…
– Поцелуй меня. Пожалуйста, – я сходил с ума от её близости.
Дени тихо рассмеялась. Я заметил, как лёгкий румянец покрыл её лицо.
– Тебе нельзя волноваться, – лукаво ответила она. В ответ я вдруг быстро приподнялся, пытаясь оставить поцелуй хотя бы на её щеке...
Улыбка Дени внезапно погасла – будто ясное утро резко сменилось на полное солнечное затмение. Она оттолкнула меня, быстро встала и вышла из палаты – словно бросила в отчаянии тонуть посреди шторма!