«Я буду жить с ними!» – внезапная мысль, как спасительный маяк, блеснула в темноте. Тут же улёгся шторм, и яркий свет надежды разогнал мрак. Я улыбался. Я снова был счастлив.
Меня, действительно, выписали на следующий день. Я поразительно легко отделался для того, кто на полном ходу выпрыгнул из машины – перелом нескольких рёбер, левой руки и лодыжки, плюс сотрясение мозга и куча ссадин по всему телу, но в целом всё могло быть гораздо хуже. Единственное, что меня волновало – смогу ли я играть на гитаре, когда снимут гипс?
И, кстати, где вообще моя гитара?
В день выписки ко мне в палату вошли Долорес и Илайя – старший брат Деборы, совсем взрослый, немного хмурый парень. Я вдруг почувствовал, что изрядно смущён – ведь эти люди так запросто раскрывали передо мной двери своего дома! Долорес и Илайя без лишних слов помогли мне подняться, придерживая с двух сторон, пока я неуклюже прыгал на костылях.
На улице нас ждал ад. Журналисты чуть не сбивали с ног.
– Как вы прокомментируете?..
– Почему ваша семья?..
– Скажите, а это правда?..
– А ну, разошлись всё!!! – громовым голосом прокричала Долорес, своим огромным корпусом расталкивая журналистов. Они быстро посадили меня в джип, и мы поехали к знакомому домику среди пальм. Меня поселили в маленькой уютной спальне на первом этаже – весьма удобной для того, кто ходит на костылях. На кровати лежала одежда – явно вещи Илайи, которые он мне безвозмездно отдал. Я снова поразился, с какой лёгкостью добросердечные хозяева приготовили мне все необходимое!
На следующее утро в дом Соул пришли какие-то люди. Они осматривали мою комнату, спрашивали, хорошо ли мне здесь, и как обо мне заботятся. Я вкратце рассказал, что мне здесь нравится, и все очень добры ко мне. Странные люди сделали какие-то пометки в своих журналах и ушли. Я снова остался одни.
Так я стал жить в гостеприимном доме семьи Соул. Больше всего я страшился встречи с Деборой, но... её почему-то нигде не было видно. Вокруг меня всё время вертелась младшая сестрёнка Деб – маленькая Кэтрин, весёлая, пухлая девчушка лет двенадцати с непослушными кудряшками.
– Послушай, Кэт, а где Дебора? – спросил я.
– А Деб неделю назад исполнилось восемнадцать, и она решила пожить сама, – с улыбкой ответила Кэти. Я был здорово озадачен.
– Дебби давно ругалась с мамой, – простодушно говорила Кэт, – она еле школу закончила и тут же уехала.
– А где… Дени? – снова спросил я.
– О, Дени давно с нами не живёт, – рассмеялась Кэтрин, – у неё свой домик с восточной стороны лагуны, там так красиво! Обязательно сходи к ней как-нибудь. Кстати, Дени сказала, что на днях забежит к нам в гости.
Да уж. Минус одна надежда. А я так мечтал, что буду жить под одной крышей с ней!..
А ещё я надеялся, что Дебора съехала из дома не потому, что здесь поселился я.
Вообще, я старался как можно меньше показываться кому-либо на глаза, мне казалось, что я и так ужасно всех стеснил. Может, хорошо, что ни Дебора, ни Дени не видят меня таким – жалкий нахлебник, приживал. Никто меня не беспокоил – кроме Кэтрин поначалу. В первые пару дней эта девочка зачем-то повадилась без конца приходить ко мне и трещать без умолку. Я не понимал, чего ей от меня надо, собеседник из меня был откровенно слабый. О чём я мог говорить с Кэти? О куклах? Спустя пару дней девочка оставила меня в покое, и теперь заходила лишь затем, чтобы оставить поднос с едой.
Я украдкой наблюдал за жизнью этой семьи. Старшему брату, Илайе, было, наверное, лет двадцать, младшему, Бакари – четырнадцать или пятнадцать. С уходом Деборы маленькая Кэтрин осталась единственной девочкой в семье, и я заметил, что у неё довольно бойкий характер – по крайней мере, она не давала себя в обиду, а братья любили её подразнить. Но в целом, это была очень дружная семья, где всем заправляла большая добрая Долорес. Я поражался, насколько спокойно мне здесь жилось.
И всё же кое-что меня тревожило. Мартинесы. Со дня на день я со страхом ждал, что на пороге семьи Соул появится мой дядя и потребует, чтобы меня отдали ему. Затем я решил почитать, что там пишут в новостях – всё равно делать нечего.