Да уж. Журналисты никак не могли успокоиться – ещё бы, такая новость в нашем сонном Солеадо, где кража персиков из чужого сада – уже огромное событие! Чего только они не напридумывали про меня и мою родню! Мартинесы в ответ объявили меня сумасшедшим – типа, у меня совсем крыша поехала, вот я и решил выскочить из машины. «Этот мальчишка всегда имел проблемы с головой! Он обязательно будет изолирован от общества!» – всё твердил газетчикам дядя Рикардо. Когда я это читал, мне хотелось бежать, куда глаза глядят, не взирая на гипс на ноге – насколько я знал Мартинесов, они это так не оставят.
Однако следующий газетный заголовок сразил меня наповал: «Мартинесы лишены прав опеки!» Я в смятении читал: «В ходе проверки семьи Мартинес органы опеки установили вопиющие нарушения – несовершеннолетний племянник сеньора Рикардо Мартинеса получил серьёзные увечья по вине опекуна. Сейчас подросток изъят из-под опеки и передан в другую семью, в которой он останется вплоть до своего совершеннолетия…» Я снова чуть не заплакал. Неужели нашёлся кто-то, кто решил меня защитить?! До восемнадцати мне оставалось лишь пара месяцев, но хотя бы это время Мартинесы меня не тронут – какое счастье! Я был невероятно благодарен семье Соул!
Спустя несколько дней в гости, и правда, зашла Дени. Я услышал её радостный голос из прихожей:
– Ах, мама, я так скучала!..
– Скорее проходи, дочка!
«Забудь! Не слушай!» – я даже зажмурился, чтобы отогнать от себя глупые желания – бежать туда и не спускать с неё глаз!.. Хоть бы она не зашла сюда!.. Да, так будет только лучше! Незачем о ней думать…
– Эй! – тихий ласковый голос раздался совсем рядом, и я чуть не подпрыгнул – она стояла рядом и улыбалась.
– Ну, как ты тут? – Дени осторожно присела на край кровати. Когда её рука накрыла мою ладонь, я потерял способность отвечать что-то вразумительное.
– Всё… замечательно… да! У вас такой классный дом!.. – пролепетал я.
Дени засмеялась.
– Наш домик такой маленький в сравнении с домом твоего дяди! – весело сказала она. Я застыл. Одно упоминание об «Акульей хижине» было для меня, как удар хлыста, особенно из её уст.
Дени поняла, что сказала глупость.
– Прости… – тихо произнесла она, – тебе там было плохо?
– Какая разница, мне сейчас хорошо! – прошептал я, сжимая нежную ладонь Дени. Её пальцы были такие длинные, тонкие, с ровными ноготками, покрашенными в жемчужный лак. Не выдержав, я снова принялся их целовать…
– Фернандо… – её вторая рука робко коснулась моих волос. Нет, пожалуйста, позволь мне просто держать твою руку, не уходи! – хотел крикнуть я…
– Выздоравливай, – тихо сказала она, – мне пора.
– Ты придёшь ещё?! – я в отчаянии пытался схватить её ускользающую ладонь.
– Обязательно! – эта улыбка была лучшим, что я видел в жизни!
Теперь я ждал её – каждый день. Каждый день я видел её в своих снах – жарких и изнуряющих, после которых оставалась лишь тяжёлая, неразделённая страсть. Никогда ещё я не мечтал о ком-то так, как о Дени, она стала моим наваждением. Я не мог перестать изводить себя этой страстью – учитывая, что мне в принципе нечем было заняться, кроме лежания на кровати в гипсе. Кажется, я прошёл все стадии одержимости, вообразил себе всё, что только мог, но легче не становилось. Это пламя без конца тлело во мне, разгораясь с новой силой каждый раз, когда Дени заходила меня навестить.
Да, Дени регулярно приходила ко мне – не каждый день, но всё же. Иногда она забегала буквально на пару минут, а иногда сидела возле моей кровати почти час и даже помогала на костылях выходить во двор. Я в эти моменты был самым счастливым на свете. Правда, я теперь боялся лишний раз прикоснуться к ней, однако, не мог оторвать от неё глаз, а «случайно» дотронувшись до неё кончиками пальцев, потом без конца вспоминал эти ощущения как нечто необыкновенное. Я жадно ловил каждый её взгляд, каждое слово или улыбку, чтобы потом долгими часами на кровати снова и снова вспоминать их. При этом порой не мог ей и слова сказать – ужасно робел, иногда заикался или вообще стоял, рот до ушей – словом, вёл себя, как форменный болван. Уже после я мучительно вспоминал наши убогие диалоги, и мне на ум приходили такие блестящие ответы! Ну да, задним числом мы все остроумные. Лёжа в кровати, я сочинял для Дени целые поэмы, в которых воспевал её красоту, без конца признаваясь в любви; тогда я и завёл себе привычку записывать в тетрадку всё, что я думал и чувствовал. Каждый раз я себе обещал, что обязательно всё ей скажу!.. но стоило Дени появиться, как я тут же немел, тупел, и только пялился на неё, не отрывая глаз. А потом снова жестоко мучился.