Я с гордостью смотрел на новый документ и своё новое имя. Единственное что меня огорчало – я даже не знал лица того человека, чью фамилию только что взял. У меня была фотография матери – правда, она сгинула в «Акульей хижине», но я хотя бы знал, как она выглядила. От отца же мне на память не осталось даже внешнего образа. Это всегда было моей самой большой болью.
И вдруг меня снова осенило – должны же оставаться паспортные фотографии горожан в городских реестрах или даже в личных делах муниципальной школы! Не могли Мартинесы обладать такой властью, чтобы полностью стереть Педро Гонсалеса из всех городских анналов. Я решил начать с архива.
– Скажите, я могу получить справку об одном человеке? – я снова обратился к девушке на регистрации.
– По какому поводу?
– Просто… он мой отец, и он умер очень давно… Хочу немного узнать о нём.
– Архив справа по коридору.
Полчаса бумажной возни с картотекой имён и дат – и вот оно, личное дело моего отца!
Педро Альваро Гонсалес
Наконец-то я узнал полное имя родного отца! Я жадно всматривался в маленькую чёрно-белую фотографию довольно привлекательного молодого человека с самоуверенной полуулыбкой. У отца были длинные прямые чёрные волосы. Я провёл рукой по своим каштановым кудрям – да, шевелюра у меня мамина, но в остальном… со старой фотографии на меня смотрело моё собственное лицо: широкое книзу, с длинным носом и густыми бровями, разве что чуть более заострённое. Даже выражение чёрных, с острым разрезом глаз было схоже! Понятно, почему дед Фабиан постоянно твердил, что я – вылитый отец, ведь так оно и было! Лишь чёрные волосы отличались.
Я не мог оторвать взгляд от фото отца. Каким молодым он умер! На фото отец выглядел лишь немного старше, чем я сейчас. Однако он продолжал жить во мне – я носил его глаза, его лицо, а, возможно, и его характер, ведь из рассказов деда я знал, что Педро Гонсалес тоже любил играть на гитаре и петь. И я решил, что отныне буду жить эту жизнь за нас двоих, и я сделаю всё, чтобы мой отец мною гордился – если он до сих пор откуда-нибудь наблюдает за мной.
А затем под справками из центра занятости я увидел кое-что, заставившее моё сердце биться чаще – заявление на заключение брака между Педро Гонсалесом и Сильвией Альба Мартинес! И не одно такое заявление, а целых шесть!.. нет, семь! Многие из них были поданы уже после моего рождения, но в каждом заявлении было отказано по самым идиотским причинам, а порой и вообще без причин. Я сидел, как громом поражённый. Всю жизнь дед Фабиан врал мне! Нарастающее бешенство распирало грудь, когда я вспоминал, как дед обзывал моего отца: мошенник, альфонс, охотник за богатыми невестами!.. Наглая, мерзкая ложь!!! Отец хотел жениться на моей матери – и плевал он, что её лишили наследства! – но моим родителям не давали пожениться! Только дед Фабиан с его деньгами и властью мог такое сделать! Как хорошо, что я никогда ему не верил! Честно говоря, у меня в голове не укладывалась степень той ненависти к моим родителям – и ко мне тоже! – со стороны Мартинесов. Неужели всё дело лишь в том, что у отца не было денег?!
Я спросил у работника архива:
– Скажите, можно как-то снять копию с этого фото?
Из ратуши я вышел со странным чувством светлой грусти. Смерть моих родителей была ужасной, трагичной случайностью, и этого, увы, не изменить. Но теперь я точно знал, какими они были, и как они по-настоящему любили друг друга – что бы там ни говорил дед Фабиан! «Нет, дедушка, не всё в этой жизни меряется деньгами! – мрачно думал я, шагая к дому Дени, – можно быть счастливым и без ваших вшивых банкнот!»
– Ты сделал себе паспорт! – приятно удивилась Дени, – и ты… решил поменять фамилию?
– Не хочу иметь какое-либо отношение к Мартинесам, – неприязненно ответил я.
– Вот и замечательно. А это?.. Твой отец?
– Да.
Дени долго с интересом рассматривала фотографию.
– Ты, и правда, очень на него похож.
– Знаю.
Это была самая грустная ночь в нашей жизни. Мы с Дени лежали рядом, гадая, что делать дальше, но в любом случае выходило одно – наше расставание неизбежно. Мне, видимо, придётся уезжать в другой город и добиваться успеха там, а Дени пока не могла покинуть Солеадо – жёсткий контракт связывал её с местной студией на целых два года. Но даже если бы Дени разорвала контракт, заплатив огромную неустойку – как она поедет в неизвестность с маленьким ребёнком на руках? Мне предстояло тяжело и долго пробивать путь к успеху, но такая жизнь точно не подходила для матери с малышом.