Дон Идальго подал некий сигнал, и все гости двинулись к столам, а оркестр снова заиграл какую-то лёгкую классическую вещь. Кто-то из слуг ненавязчиво указал мне место за одним из столов, и, взглянув на сервировку, я глубоко и с досадой вздохнул. Двадцать четыре столовых прибора! И как не сесть в лужу?!
Внезапно в памяти всплыли далёкие поездки с дедушкой Фабианом, где, будучи мальчишкой, я как-то попал на похожий приём. «Молчи, не вертись и ничего не хватай! – невольно вспомнились суровые наставления деда, – ложки и вилки бери по очереди от края к середине, и вообще – смотри, как делают другие, и делай так же!» Что-ж, спасибо тебе, дедушка, хоть чему-то полезному научил! Я сел на тяжёлый деревянный стул, оглядывая леди и джентльменов рядом, и тщательно скопировал то, как они разложили на коленях толстые льняные салфетки с вышивкой, похожей на старинный гобелен.
Этот обед казался бесконечным, еду с напитками то приносили, то уносили… Я уже замучился считать, сколько приборов осталось до конца. Мне бы поиграть немного, разыграться… Внезапно объявили танцы, оркестр заиграл какой-то блестящий вальс, и я с облегчением тихо удрал из зала. Танцевать я, конечно, умел, но одно дело – школьная дискотека, и совсем другое – такие церемониальные танцы. Самое время размять пальцы. Главное, чтобы меня не услышали в зале…
– Фернандо Гонсалес! – голос дворецкого прозвучал, как гром среди ясного неба. Неужели, пора?!
Слуга вывел меня к высокому постаменту, где стоял рояль, и отдыхал симфонический оркестр.
– Сейчас он объявит вас, – шепнул слуга, и я услышал голос дона Идальго:
– Дорогие гости, позвольте вам представить моё маленькое открытие! Я, как истинный испанец, не могу не любить нашу прекрасную гитару, и недавно я нашёл одного замечательного гитариста – встречайте, Фернандо!
Пришлось сделать этот страшный шаг вперёд из тени, и весь зал сразу уставился на меня!
– Фернандо не только прекрасно играет, но и замечательно поёт, и сегодня мы услышим в его исполнении прекрасные песни!
Повсюду раздались хлопки, а я вдруг почувствовал, как меня охватывает дикий страх. Впервые я выступал на сцене – не репетировал, не играл на пробу, а именно выступал перед самыми строгими слушателями! До чего же вспотели руки! Новые плектры так сильно сжимали подушечки пальцев, что я уже пожалел, что надел их… а впрочем, пора играть! Тронув слегка струны, я решил начать со среднего по темпу болеро.
И тут же всё волнение ушло, едва я ощутил под пальцами любимую музыку! Я снова творил, сплетая звуки, рисуя пальцами кружева переборов и пассажей, и неважно, кто на меня смотрел! Я постепенно всё ускорял темп, каждый раз варьируя танец по-новому, и вот, как обычно вышел на страстную, виртуозную коду. Судя по оживлённым аплодисментам, зрителям понравилось!
Дальше я спел несколько песен – «Жестокая любовь», «Обещание счастья» и, конечно же, «Птицелов», покоривший дона Идальго в самом начале. Мой голос звучал уверенно и сильно, я и сам удивлялся – откуда во мне это спокойствие? Я словно родился на сцене, чтобы принимать всеобщее восхищение!
Напоследок я оставил свою новую песенку:
Сквозь прутики клетки не увидать,
Как прекрасен весь мир вокруг.
От тебя требуют петь опять
Так пой же, скорее, мой друг!
Ты не увидишь ни небо, ни солнце,
И не познаешь любовь.
Только одно лишь тебе остаётся –
Петь свою песенку вновь.
Пой, птичка, пой!
Такая же малость –
Одна только песня тебе и осталась!..
Пой, птичка, пой – твоя клетка из золота,
В ней есть алмазное донце.
Это заменит тебе твою молодость,
Счастье, и радость, и солнце!
Пой, птичка, пой!
Какая же жалость,
Что лишь твоя песня тебе и осталась!
Отзвучал последний аккорд, и зал взорвался аплодисментами!