Три года назад, в разгар войны, Драко внезапно объявился и вошел в это самое здание. Он казался все таким же высокомерным, но теперь, скорее, высокомерным мужчиной, чем мальчишкой. Его волосы касались кончиков ушей, взгляд был более бесстрастным, лицо — менее заостренным. Он подрос на несколько дюймов и стал выше шести футов; его плечи были широкими, а бедра — узкими. Грудь выглядела крепкой, руки мускулистыми, походка уверенной, а появление не осталось незамеченным. Все погрузилось в полную тишину, люди останавливались на полушаге, чтобы посмотреть на появление некогда загадочно исчезнувшего мага. Гермионе нравилось думать, что это было именно то внимание, на которое он рассчитывал.
Он сказал дежурному, что у него нет волшебной палочки, и после обыска ему позволили зарегистрироваться и пройти прямо в кабинет Фаджа. Ходили слухи, что Малфой заявил Министру магии о желании получить должность аврора. Мистер Фадж спокойно сообщил ему, что авроры вообще-то сражаются против… Пожирателей смерти, Волдеморта и им подобных. После того, как в коридорах затихло эхо криков, появился Малфой и выбежал из здания. Он вернулся на следующий день, объяснив, что не желает, чтобы с ним обращались как с ребенком, и точно знает, зачем он здесь, потом извинился… почти что, и снова попросил принять его на работу.
Он вернулся с тренировок всего три месяца спустя и с тех пор служил аврором. Драко Малфой никогда не делал ничего наполовину, так что прошло совсем немного времени, и он стал одним из лучших. Постоянно на заданиях, постоянно планируя задания, постоянно празднуя выполнение заданий, постоянно перед глазами Гермионы Грейнджер.
Если она не видела его в Министерстве, где он обычно предпочитал спорить с ней в коридорах, то встречала в пабах, выпивающим с другими аврорами (включая двух ее лучших друзей — основная причина ее присутствия). Либо натыкалась на него на своем этаже, где чуть дальше находился конференц-зал авроров, в котором они разбирали старые миссии, обсуждали новые и планировали будущие.
Единственное, что удерживало ее от того, чтобы швырять заклинаниями в сероглазого придурка, — он «сражается за правое дело» (слова Рона, кто бы подумал). За эти три года Малфой ни разу не назвал ее грязнокровкой, как бы горячо они ни ссорились из-за политики, истории, кофе или из-за чего бы там ни заводился спор. И пусть он никогда не относился к ней хорошо, но также не относился и плохо. Это были точки соприкосновения, у которых не было названия — у них и не должно было их быть. Это была не дружба, но и не вражда. Они были… людьми с острым умом и положительными чертами характера, которые уважали друг друга.
Он оставался загадкой. В отношении Драко Малфоя это было неизменно. Как только вы подумали, что поняли его, сразу же оказывались совершенно неправы. Он никогда не говорил ни где был эти три года, ни чем занимался все это время. Никогда никому не объяснял, по крайней мере из тех, кто мог бы потом рассказать, почему он решил сменить сторону.
Первые шесть месяцев после его появления Гермиона погрязла в попытках понять это. Она не доверяла ему (тогда мало кто доверял) и больше всего на свете хотела увидеть, как он уползает обратно в свой маленький темный уголок. После полугода бессмысленных исследований, наблюдений, раскопок и паранойи она была готова ворваться на собрание авроров и просто потребовать от него ответов. Именно тогда Матена (секретарь, которая проработала в Министерстве сорок лет, пока не умерла прошлой весной) усадила ее рядом с собой.
Матена сказала, чтобы она снова взяла себя в руки. Чтобы увидела, как Гарри всего несколько дней назад, руководя командой, выбрал Малфоя для миссии сразу после Рона. Чтобы увидела, как Малфой задерживался в Министерстве, когда уходили все, кроме самой Гермионы. Чтобы увидела, как много он работал и сколько доверия ему оказывали. Она попросила Гермиону дать ему второй шанс, когда стало очевидно, что именно этого он от всех и добивался. Чтобы смогли сложить о нем верное мнение. Матена продолжала почти час, прежде чем пробормотала что-то о призрачных серых глазах и о том, как личные демоны могут лишить человека надежды.
Она сказала, что Малфой трагически красив. Гермиона изо всех сил постаралась не рассмеяться, ушла и продолжала усиленно копать еще две недели. Но потом, проходя мимо открытой двери в КЗА, она заглянула туда и увидела его. Стол окружали планшеты с различными стратегиями, тактиками, позициями. Половину длинной столешницы занимали бумаги, и она понятия не имела, каких тем они касались. В центре всего этого располагался Малфой. Он перевел взгляд с клочка пергамента в угол комнаты, уставившись на одну из досок с зелеными и синими точками. Пряди платиновых волос падали на лоб, лезли в глаза, глядя на которые становилось трудно дышать. Они были светлыми, тускло-серыми в флуоресцентном свете, выглядели усталыми и постаревшими, грустными и одинокими. Выражение лица было тоскливым, но решительным.
Гермиона посчитала, что Малфой был трагически красив.
И с того вечера она перестала копать под него.
Гарри и Рон были с ним… ну, это тоже было трудно объяснить. Они не посылали друг другу письма совиной почтой, если только дело не касалось миссий или собраний, никогда не ходили друг к другу в гости (Гермиона все еще находила странным, что Малфой арендовал квартиру в Лондоне). Однако каждый раз, когда кто-то из них руководил командой, они обязательно выбирали друг друга. Они вместе сидели во время всех празднований в пабе, Малфой присутствовал на вечеринках по случаю дней рождений Рона и Гарри. Это было что-то вроде неторопливой, вынужденной дружбы. Они с Роном по-прежнему не меньше раза в день устраивали потасовки, а порой и Гарри терял самообладание, и все заканчивалось тем, что они с Малфоем орали друг на друга добрых пять минут. На прошлой неделе Гарри разнимал Рона с Малфоем во время побоища, и когда Рон уже развернулся, чтобы уйти, а Малфой вскинул ногу в попытке ударить, именно Гарри сломал тому нос. Малфой мог быть кем-то вроде друга, но Гарри и Рон были лучшими друзьями. Это никогда не изменится.
Гермиона плюхнулась в свое кресло, отчего оно немного откатилось назад. Потянувшись, откинула голову и закрыла глаза. Из-за нового контрзаклятия, над которым она работала, времени на сон совсем не оставалось. Она покинула кабинет всего пять часов назад, вернулась домой, поспала три часа, проснулась и подготовилась к новому рабочему дню. Руководство сильно давило, требуя результат, поскольку само заклинание серьезно ранило служащего прямо у порога Министерства. Именно по этой причине авроры стали собираться в шесть утра.
Вцепившись в подлокотники кресла, Гермиона глубоко вздохнула и услышала быстрый стук. Открыв глаза, увидела, как распахнулась дверь, и в кабинет без разрешения вошла знакомая фигура.
— Чего. Ты. Хочешь?
— Мне нужно как-то убить четыре часа, Грейнджер. Развлеки меня.
— Убирайся. — Она закусила губу, выпрямилась и пристально посмотрела на Малфоя.
Он не обратил на это внимания и сел в одно из двух кресел напротив стола. Вытянув длинные ноги, он скрестил руки на груди и несколько мгновений задумчиво смотрел в ответ.
— У тебя проблемы со слухом, Малфой?
— Нет, но довольно легко притвориться, что это так.
— Чего ты ко мне привязался?
— Я же сказал…
— Ты ведь меня терпеть не можешь, Малфой. Разве ты не предпочел бы по-быстрому трахнуть Фриду?
Его рот на мгновение приоткрылся, на лице появилось недоверчивое выражение.
— Гермиона Грейнджер только что сказала «трахнуть»?
— О, проваливай. — Она закатила глаза и придвинула кресло ближе к столу.
— Тс-с, к гостю следует относиться чуть более радушно. Честное слово, Грейнджер, у тебя что, отсутствуют манеры?
— В отношении тебя? Да.
— Ты действительно настолько меня не выносишь?