— Ты так считаешь? — протянула Джун. — Всегда терпеть не могла эту комнату. Слишком набитая. Слишком старая. — Она взмахнула ресницами в сторону Джей Кея. — Буду очень рада, если вы у меня ее заберете.
Глаза Джей Кея сверкнули.
— Нет проблем, миссис Тэйлор.
— Просто Джун, пожалуйста, — сказала она хихикая.
— Джун, — повторил он, отворачиваясь от нее и делая пометки в маленькой белой записной книжке, которую держал в нагрудном кармане. — А как насчет коллекции красного стекла из Ла-Гранхи, которая стоит на полке?
— Конечно, — ответила Джун.
— А серебряный сосуд с барельефом восемнадцатого века и письменный прибор — они из Гранады или из Саламанки?
— Из Гранады, — ответила Джун.
Лили подумала, что она не такая уж дурочка, как делает вид. Джун точно знала, чем владеет и сколько денег за это можно получить. Однако Лили не сомневалась, что этой женщине надо сбыть все, и как можно быстрее. Кокетничая, она надеялась расположить к себе Джей Кея и заключить более выгодную сделку.
«Пускай, — подумала Лили. — Этот номер не пройдет. Отец не такой простак».
Джей Кей продолжал делать пометки. Он осмотрел письменный стол, украшенный причудливой резьбой, и испанский стул, стоявший под картиной Хоана Миро, более подробно изучил находившиеся в комнате лампы, коврики, бронзовые статуэтки и книги в кожаных переплетах. Ничто не ускользнуло от его тщательного осмотра.
Лили изображала полнейшее невежество в отношении предметов, находившихся в комнате, и старалась выглядеть беспомощным ребенком.
— Я начинаю хотеть спать. Пап, сколько еще комнат осталось? — спросила она, притворно хныкая.
— Я не знаю, детка. Джун, есть еще что-нибудь?
— Да, кабинет хозяина. — Она повернулась и вышла из гостиной.
Лили видела, как отец усмехнулся, и пожала плечами. Они последовали за Джун вверх по резной лестнице, покрытой темно-малиновым ковром с цветами. Лили обратила внимание, что поручни сварных металлических перил были покрыты испанской кожей.
В кабинете они задержались недолго. Джей Кей сделал краткие пометки насчет испанского шкафа семнадцатого пека, гобелена из Санта-Барбары восемнадцатого века, на котором было изображено оружие короля Испании Филиппа V, и искусно задрапированную кровать красного дерева, сделанную в Англии в 1820-х годах.
Вниз они спустились молча. Джей Кей достал из своего портфеля калькулятор и бросил портфель около стены рядом с письменным столом. Джун нервно наблюдала за ним. Лили чувствовала, как нарастает напряжение. Наконец Джей Кей вынул из калькулятора ленту и посмотрел на Джун.
— Я даю вам двести двадцать восемь тысяч за все, за исключением кровати наверху, которую я не беру.
— Но это ни на что не похоже!
— Я еду прямо в банк и выписываю вам чек со своего счета в Хьюстоне. Сегодня же прилетит мой помощник и начнет упаковывать вещи.
— Боюсь, что нет, мистер Митчелл. Этот антиквариат почти бесценен. Я ожидала получить в три, в четыре раза больше.
Джей Кей убрал калькулятор в портфель.
— Вещи нуждаются в значительном ремонте. Кроме того, испанский антиквариат идет сейчас очень плохо, и вы это знаете. Я готов взять это только потому, что у меня есть клиенты, которые его купят. Но это люди, которые не станут переплачивать. Вы можете поехать в банк со мной. Так что решайте. — Он пристально посмотрел на Джун.
С минуту женщина колебалась, потом решительно сказала:
— Пойду возьму сумочку. — И быстро вышла из комнаты.
— И все? — В голосе Лили звучало удивление.
— Да, все.
— Здорово ты ее обработал.
— Все, что я ей сказал, — правда. На рынке дела плохи, и она это знает. Она не ожидала, что я такой ловкач, а я угадал, в каком отчаянном положении она находится.
— Па, ты гигант! — сказала Лили, обнимая Джей Кея.
— Надеюсь, что ты всегда будешь так считать, — отозвался он.
Восьмичасовым рейсом Лили и Джей Кей вылетели в Хьюстон. В девять тридцать они вошли в парадное своего дома на Юниверсити-бульвар.
Арлетта встретила их в гостиной.
— Я жду вас уже несколько часов. Где вы пропадали? — требовательно спросила она.
Лили покачала головой. Почему ее мать не бросается к мужу с распростертыми объятиями? Лили тоже не предназначались поцелуи, горячие расспросы об их путешествии и загадочных предметах, найденных ими в земле Гондураса.
— Только не говори, что ты за нас волновалась. — В тоне Лили звучал сарказм. Этого она и добивалась.
Арлетта бросила на нее уничтожающий взгляд, но ничего не ответила. Она была твердо убеждена, что подобные вспышки надо игнорировать, и говорила Лили об этом тысячу раз, по крайней мере каждый раз, когда в ярости оттого, что ею пренебрегают, девочка становилась на дыбы.
Лили хотелось бы научиться сдерживать свой язык, но иногда слова сами вырывались наружу.
— Извини, — сказала она.
— Есть за что, — выпалила Арлетта.
Она подошла к мужу и коснулась его рта своими рубиново-красными губами. Когда она отошла, рот у него оказался перепачканным помадой. Лили подумала, что это придает ему глупый вид.
Лили не могла не отдать должное своей матери: та выглядела сногсшибательно. Лили подумала, что она, наверное, провела в салоне красоты весь день. Уже многие годы она осветляла свои каштановые волосы, но сегодня они были еще на тон светлее, а макияж был сделан безупречно. На ней был новый белый морской трикотажный костюм, в ушах красные эмалевые серьги по последней моде. Лили заметила, что легкие красные туфельки тоже были новыми.
Она посмотрела на свои сильно измятые, потрепанные шорты, грязные носки цвета хаки и коричневые туристские ботинки, а потом — снова на мать.
— Думаю, мне надо переодеться, — сказала она.
— Хорошая мысль, — кивнула Арлетта. — Эта одежда омерзительна. К тому же тебе следовало бы принять ванну. Сколько прошло?.. Неделя?
— Что-то вроде этого, — ответила Лили и бросила перед собой рюкзак с грязной одеждой. — Спокойной ночи, па.
Джей Кей остановил ее, положив руки ей на плечи.
— Я люблю тебя, Лили. Доброй ночи.
— Спасибо, — ответила она, направляясь к лестнице.
Не успела Лили подняться по лестнице, как родители начали спорить на повышенных тонах. Она остановилась, подвинулась ближе к перилам и прислушалась.
— Почему ты так с ней обращаешься, Арлетта?
— Как?
— Так, словно хочешь, чтобы она себя чувствовала последним дерьмом.
— Я не стараюсь заставить ее чувствовать себя дерьмом. Я хочу, чтобы она чувствовала, одевалась и вела себя как девочка. Она девочка, Джей Кей.
— Я это знаю.
— Неужели? Сомневаюсь!
— О! Ты проводишь с ней массу времени! Знаешь все ее секреты!
— Я знаю о нашей дочери намного больше, чем ты, — самодовольно ответила Арлетта.
— Что, например?
— Что три недели назад у нее были первые месячные.
— И мы это будем сейчас обсуждать? — Джей Кей явно чувствовал неловкость.
— Вот видишь? Это как раз то, о чем я говорю. Одно упоминание о женских делах — и ты сразу уходишь в сторону. Ты не можешь смириться с тем, что она девочка и скоро природа превратит ее в женщину, — тогда у тебя не будет другого выхода, как оставить свои фантазии, будто она еще ребенок и твой сын.
— Мне надо выпить.
— Правильно! Опять спасаешься бегством, как всегда. Не хочешь ни о чем говорить. Ни о Лили, ни о своих делах…
— Мои дела? Мои дела! Когда, черт побери, тебя интересовали мои дела? Тебя волнует только, чтобы я каждый месяц пополнял твой счет в банке.
— Это неправда! — заявила Арлетта.
— Неправда? Тогда скажи мне, Арлетта, что для тебя самое важное?
— Семья. Ты и Лили.
— Чушь собачья! — Джей Кей вынул пробку из старинного хрустального графина и налил себе на два пальца писки, потом задумался на мгновение и плеснул в стакан еще изрядную порцию.