– Наверное, это было нелегко? – не удержалась я от вопроса.
– Заявления о выдаче виз рассматриваются и в странах, куда выдаются визы. Вы также заполняли свое заявление в двух экземплярах, приложив к каждому свою фотографию.
– Меня это не только удивило, но и вызвало у меня раздражение, – буркнула я.
– Кроме регистрации выданных виз существует еще такая процедура, как таможенный контроль при пересечении границы, достаточно лишь предварительного извещения пограничной службы. Примерно через неделю после вашего приезда я обратил на вас внимание, так как вы не прописались, хотя такая обязанность существует. Я подумал, что это была ошибка с вашей стороны, что вас подвели нервы, а для нас это предупреждающий знак.
– Я ведь просила ребенка прописать меня! – простонала я.
– Вы просили ребенка? – удивился он.
– Моего ребенка, то есть сына.
Он попытался сдержать ухмылку, но это ему не вполне удалось.
– Не понимаю, что здесь смешного, – насупилась я. – То, что он взрослый, отнюдь не меняет того факта, что он мой ребенок.
– Ни в коем случае, – виновато подтвердил он.
– И тогда вы начали за мной следить? Теперь он как бы слегка занервничал.
– Ну, не я, а мои люди из соответствующей службы… Он хотел сказать, что комиссар не выполняет функций обычного сыщика. – В первый раз я присмотрелся к вам на террасе того кафе.
– Я тоже заметила вас потому, что вы были единственным, кто читал газету. Я заметила также, что вы прислушивались, когда я обратилась к официанту. Я подумала тогда, что вы англичанин, которого заинтересовал мой язык, слегка напоминающий английский.
– У меня не было трудностей в понимании вашего английского.
– Это потому, что вы не англичанин. Однако я никогда не замечала, что кто-то за мной следит. В тот раз, когда я не смогла договориться с продавцом в супермаркете, откуда вы узнали, что я там появлюсь?
– В наше время вести наблюдение довольно просто. В данном случае хватило поставленной вблизи вашего дома машины с радиотелефоном. Кроме того, существует много других способов, только прошу вас не расспрашивать о технических тайнах.
– Жаль. Как раз именно такие полицейские тайны самые интересные.
– Один раз вы ускользнули от наших людей в Амстердаме, перебежав проезжую часть улицы на красный свет. Мы также предусмотрели вероятность ваших контактов через сына и невестку.
– Так вы считали, что и мои дети могли быть в банде?
– Нет. Но вы могли им сказать, например, что перед отъездом сюда вас просили передать кое-кому здесь пакет или письмо, и попросить их помочь вам выполнить это поручение.
– Значит, и у них были «ангелы-хранители»?
– Скорее, защитный зонтик.
Мне вспомнилось раздражение Войтека по отношению к новому молодому коллеге, который мучил его своим постоянным обществом.
– Ваша невестка весьма интересная женщина. Наш сотрудник был очень опечален, когда я уведомил его об окончании его работы.
– По крайней мере это был не Ганс? Он неодобрительно покачал головой.
– Вы снова задаете вопросы, на которые я не могу дать ответа. Если бы ваша страна была членом Интерпола, вероятно, это дело быстрее бы закончилось.
– Польша не член Интерпола? Почему?
– На этот вопрос вы можете получить ответ исключительно в своей стране. Из стран вашего блока только Венгрия является членом Интерпола. Иногда другие члены блока пользуются ее посредничеством, но это окольная дорога. Особенно в такой области, как борьба с торговлей наркотиками, где прямая и быстрая передача информации имеет решающее значение.
– И как долго вы меня подозревали? Он смутился.
– С этим было довольно странно… Познакомившись с вами, я в течение некоторого времени не мог избавиться от ощущения, что путь, по которому мы идем, ложный, хотя логически еще ничто не нарушало наших предпосылок. Были моменты, когда я охотно наорал бы на вас за то, что вы позволили себе впутаться в такую грязную аферу, за которую придется заплатить испорченной до конца жизнью.
– Очень любезно с вашей стороны, что, уже видя меня в наручниках, вы все-таки немного меня пожалели… – заметила я с ядовитой кротостью.
– Перед тем как вы пришли в полицию, дело приняло иной оборот. Вы тогда сказали мне здесь, в кафе, что за вами следит полиция и что у вас был обыск.
– Из страха перед вами я выдумала эту полицейскую слежку.
– Я тогда решил, что кто-то из наших сотрудников допустил какую-то ошибку, позволив вам выявить наблюдение. Но мы все-таки не обыскивали дом вашего сына. Мы следили за вами, но неофициальный обыск дома… Из этого я сделал вывод, что кто-то раньше, до нас вмешался в операцию. Кто и с какой целью? Это проливало на вас несколько иной свет. Я тогда не мог продолжить разговор с вами, так как ехал в Амстердам, где выловили труп той неопознанной женщины. Из идентификации вытекало только одно – эта женщина приехала из Польши.
– Вы нашли при ней железнодорожный билет?
– Ничего, никаких документов.
– Тогда откуда вы узнали, что она была полькой?
– У нас есть специалисты, которые могут, исследуя фирменные метки ткани и даже тип волокна, определить место происхождения одежды и белья трупа.
– А если та особа носила заграничные вещи? – резонно спросила я. На мне самой были голландская куртка Эльжбеты, американская кофта с варшавской барахолки и брюки, купленные у знакомой, получающей посылки из Англии.
– Тогда, конечно, хлопот больше. Но обычно какая-то часть одежды покупается в собственной стране.
Он угадал. На мне было кое-что из польского белья.
– Ваш приход в полицию наконец все прояснил, а некоторые показания даже добавили радости моим коллегам…
– Кажется, я слишком опрометчиво высказала мнение о вашем добром сердце, – сухо заметила я.
– Вы не дали мне закончить. Ваши показания способствовали полной идентификации утонувшей женщины. Лабораторное исследование вашей шляпы подтвердило, что утопленница носила ее. Я пожала плечами.
– Когда я говорила вам об этом, вы мне не верили.
– Итак, дело об убийстве Янины Голень в основном закончено.
– Что? – Я подпрыгнула на стуле. – Вы уже нашли убийц?
– Да.
– Почему же вы мне сразу об этом не сказали, вместо того чтобы столько времени прохаживаться на мой счет?!
– Потому что раньше вы на меня обижались за то, что я не разъяснил причины, по которым подозревал вас, и я пообещал, что разъясню, как только следствие будет закончено. Я держу слово.
Я нетерпеливо махнула рукой – мол, это неважно.
– И вы все знаете о Голень? Говорите же! Он посмотрел на часы.
– Этот разговор пока отложим. К сожалению, у меня нет времени. Я позвоню вам.
– Когда? Я же не могу все двадцать четыре часа ждать у телефона!
– Послезавтра, в десять утра. И извините, что сейчас не смогу подвезти вас.
Он оставил меня за столиком одну, к тому же злую. Я жалела, что в последний момент не успела ему сказать, что он садист.
День опять выдался чудесным. Было очень тепло, несмотря на ветер. Из высокой густой травы выглядывали желтые и фиолетовые цветы.
Когда он утром сказал по телефону, что через десять минут будет ждать меня у главной дороги, я без объяснений со своими выскочила из дома.
Мы сидели в лесу на поваленном пне, перед нами блестело на солнце водяное «окошко». Было так тихо и приятно, когда мы подъехали к лесу, что я не сразу забросала его вопросами, сначала мы оба шли в молчании. Только теперь, оторвав взгляд от зеленой воды, я спросила:
– Так кто же из трех моих соседей был тогда у канала?
– Никто. – И со строптивой усмешкой добавил: – У всех троих вы должны мысленно просить прощения.
Этого я не ожидала!
– Мою шляпку от дождя выбросил в мусор не убийца?
– Убийца, – подтвердил он. – Ваше предположение было правильным.
– Так как же это было?
– Должен начать с того, что было не одно, а два убийства…
Я резко дернулась и упала бы с пня, если бы он не поддержал меня за руку.