— Эти вопросы не для живых, — хмыкнул мальчик. — Ты мне нравишься, так что я расскажу тебе то, чего тебе точно не скажут в твоём "любимом" храме.
— "Любимом"? — фыркнула я.
— Слушай и не перебивай! — сказал он, словно старый седовласый мудрец. — Все души перворождённые. Они находятся за пределами вашего мира. Вы называете это небом или раем. Глупые названия.
— В общем, туда, куда тебе пока что путь заказан.
— Забудь о проблемах и дослушай!
— Слушаю, — послушно сказала я и действительно превратилась в одно сплошное ухо.
— Души были созданы богами однажды, и всё. Души живут и умирают. В этом их смысл. Они переходят не только из тела в тело, но и из мира в мир. Я посетил столько замечательных миров…
— Миров? Их много? — я перевернулась на бок и впилась в него взглядом.
— Да, много. Но пределы всех миров одни. Там и распределяются души. Надо сказать, совершенно без порядка: куда попал, туда попал.
— Но ты так и не ответил: зачем нас сделали смертными?
— Мы велики, и оттого ничтожно слабы.
— Звучит нелепо.
— Мы не можем жить здесь в виде чистой души. Не выдерживаем. Так или иначе поддаёмся тьме. И там, за пределами, тоже не можем. Знаешь, что происходит с душой, если она долго находится в раю?
— Что?
— Она гаснет. Просто исчезает, словно её никогда не существовало. Смертная жизнь поддерживает души. Вечная же жизнь ведёт к их затуханию. Твое тело может прожить миллионы лет, но душа… Она не растворится, нет. Она сгниёт. Этот мир слишком негативен, и так рождается настоящее зло — через "вечную жизнь". Хотя я бы сказал, через вечное гниение.
Я нервно сглотнула.
— Ужас! Значит, сейчас все верховные жрицы защищают храмы от таких "вечных жителей"?
— Насчёт войны и храмов не знаю. Я умер не так давно. Привязан здесь. Знаю только то, что сохранила моя душа из прошлых жизней, и то не всё. Многое теряется, но что-то остаётся.
— И что ты знаешь из прошлой жизни… до Виктора?
— Нельзя совать мобильник на зарядке в ванной. Троллейбус в семь утра… А что это такое — хоть убей, не знаю, — проговорил он по слогам и замолчал.
— Я тоже не знаю, — тихо сказала я, задумавшись. — Может, ты жил в другом мире?
— Мобильник… на зарядке… — задумчиво повторил он, словно стараясь что-то вспомнить. Затем неожиданно спросил: — Как думаешь, что я запомню из этой жизни?
— Не знаю, — хмыкнула я. — Живым я тебя не видела.
Я резко поднялась.
— Виктор!
— Что?!
— Твоя тётя тоже может тебя видеть! И она тоже не видела тебя живым, верно?
— Нет, и маму тоже, — замотал призрачной головой мальчик. — А к чему ты клонишь?
— Не знаю. Просто пришло на ум, что она могла бы мне помочь.
— Но для этого придётся раскрыть карты, — лениво заметил он, взмахнув призрачной рукой.
— Ну, твой отец всё равно знает.
— Знаешь, что я заметил? — вдруг сказал он, посмотрев на меня и неловко отведя взгляд. — Когда ты рядом с отцом, мне становится очень, очень хорошо. Словно нежную кожу внутри погладили так же нежно, что аж щекотно. Потрясающее чувство.
Он мечтательно заулыбался и закатил глаза.
— Когда я раздобуду корень вечного траура, тебе станет очень, очень плохо! — ответила я и попыталась ударить его по боку, но моя рука бессильно провалилась сквозь него.
Мальчик недовольно зацокал языком.
— Бить детей… Да ещё и мёртвых. Тебе не стыдно? — укоризненно покачал он головой.
— Не стыдно! — с вызовом ответила я, выпуская воздух из легких.
Глава 26
На следующее утро я понесла хозяину утреннюю корреспонденцию. Уверенным шагом направлялась в кабинет лорда. Моя рука заживала с удивительной лёгкостью. Конечно, это не было мгновенным чудом, но микстура, хоть и отвратительная на вкус, творила настоящие чудеса. Впрочем, её вкус я всё равно сравнивала с болотной грязью — той самой, с которой мне приходилось иметь дело, когда я освобождала души утонувших девушек.
Два года назад
— Девочки, слушайте меня внимательно! — говорила Элизабелла, чеканным голосом хлопая белой перчаткой по ладони, ведя нас по каменной мостовой городка Палонг. Мы, четверо девятнадцатилетних девушек, гуськом шли за ней. — Мы здесь для выполнения наших прямых обязанностей, как нога Альдаса.
Альдас был слугой Храма — старик, потерявший дом и не имевший родственников. Когда он пришёл в храм, его нога была искалечена, но благодаря помощи храма он снова мог ходить на идеально подогнанной деревянной ноге.
— Это какие? — с любопытством спросила Анна, кучерявая шатенка с пышными непослушными локонами. Она старательно пыталась обогнать быстрый, но спокойный шаг куратора.