Татьяна устало положила трубку и посмотрела на Хисаича.
Хисаич молча кивнул.
– Ладно, хватит! – поднялся Игорек с кресла. – Хватит тянуть. Время жалко. Ты не видишь, Хисаич, что ли? Упрямая попалась тетка, она ничего не покажет.
И сплюнул прямо на пол:
– Раз у нее есть что-то в сейфе на службе, значит, и в квартире должно быть.
– Нет у меня никаких бумаг, – безнадежно повторила Татьяна.
– Сам найду.
Присматриваясь, Игорек прошелся по гостиной.
Внимательно оглядел роскошную немецкую стенку с хрусталем и книгами, купленную когда-то мужем Татьяны еще в «Березке». Ухмыльнулся. Коротким движением руки смел на пол часы-будильник, зажигалку, керамическую пепельницу «Мальборо», огромную, отливающую лаком шишку ливанского кедра, что-то там еще – всю эту мелкую чепуху, что с годами скапливается на полках.
С самой ей непонятным отстранением Татьяна вдруг подумала: действительно, чепуха. Откуда, зачем все это?
И покачала головой.
Не такая уж чепуха.
Зажигалку Татьяне подарил знаменитый космонавт. Один из самых знаменитых и первых, из тех, что, считай, летали в космос еще на реактивной трубе. Кедровую шишку привез из Ливана муж. Утверждает, что сам сбивал шишку с кедра. Миниатюрный будильник подарили, кажется, на работе. Чтобы не опаздывала, хотя она никогда не опаздывала.
За каждой безделушкой стоит какая-то своя история.
Уже без страха, будто униженные, но знакомые вещи вернули ей спокойствие, Татьяна глянула на Игорька, остановившегося перед книжными полками.
Ублюдок!
Недомерок!
Даже стоя Игорек оказался на голову ниже ее, хотя ведь носил сапоги с высокими каблуками. Вот лоб высокий, а интеллект хорька. Не может у такого недомерка быть интеллект выше хорькового. Это по глазам видно. Вон как смотрит на книги. Наверное, никогда не держал книг в руках. Наверное, никогда не слышал настоящей музыки, не знает, что такое театр.
Подтверждая ее мысли, Игорек, не торопясь, с удовольствием смахнул с полки на пол целый книжный ряд.
И нисколько не удивился, глянув себе под ноги.
Сергей Третьяков (ну да, очерки о Китае, рычащие лесенки, игра бицепсами), Джеймс Джордж Фрэзер (непременная забава интеллигентов), Андрей Платонов (как же без него? «Коммунизм дело не шуточное, он же светопреставление!»), Амброз Бирс (известно, откровенно дерьмовые переводы), Альбер Камю (в обязательном наборе)…
Типичная псевдоинтеллигентская эклектика.
Впрочем, от журналистки, ведущей криминальную хронику, он ничего другого и не ждал. Читает все, попадет под руку. Считает литературой все, что читает. А читает для того, чтобы знать, а что, собственно, читают умные люди?
Подняв с пола зеленоватый томик Камю, Игорек сразу раскрыл его на знакомой странице.
Как будто неистовый порыв гнева очистил меня от боли, избавил от надежды, и перед этой ночью, полной загадочных знаков и звезд, я впервые раскрываюсь навстречу тихому равнодушию мира. Он так на меня похож, он мне как брат, а от этого я чувствую – я был счастлив, я счастлив и сейчас. Чтобы все завершилось, чтобы не было мне так одиноко, остается только пожелать, чтобы в день моей казни собралось побольше зрителей – и пусть они встретят меня криками ненависти.
– Нашел? – живо заинтересовался Хисаич.
– Еще нет. Но найду, – Игорь равнодушно бросил книгу на пол. Все равно этой тетке Альбер Камю уже не понадобится. И ему этот том не нужен. У него дома, в его уютной двухкомнатной квартирке на Халтурина есть прекрасное французское издание – с комментариями де Рю и с рисунками Ге де Ивлина.
И пусть они встретят меня криками ненависти.
Татьяна опасливо, с каким-то тайным омерзением следила за Игорем.
Когда он взял в руки книгу, в ней проснулась надежда. Когда он швырнул Камю на пол, он показался ей пострашней громилы, опять восседающего на стуле. А с какой брезгливостью этот ублюдок-недомерок касается ее вещей! С какой брезгливостью выбрасывает вещи из шкафа!
– Смотри, Хисаич, – с ухмылкой повернулся Игорек, извлекая из картонной коробки новенькие итальянские сапоги – гордость Татьяны, ни разу еще ненадеванная гордость, только вчера полученная по почте от мужа. – Видишь, размер? В таких можно спрятать даже бутылку.
– Ну? – удивился Хисаич.
– А то!
Игорек с силой рванул сапог, молния развалилась.
– Вот хлипкая работа, Хисаич. Настоящее низкопоклонство перед западом. Ты попробуй разорви так нашу керзуху.
– Я бы разорвал, – без всякого хвастовства откликнулся Хисаич.
– Я не о тебе.
Игорек даже расстроился:
– Типично низкопоклонство. Затоварились, как на складе. Как же, найдешь тут нужное!
– А ты внимательнее ищи. Время еще не позднее.
У Татьяны упало сердце.
Если рассуждать логично, не должны они называть себя по именам. Обычно грабители так не делают. Это нехороший признак. Да и не похожи они на грабителей. Их не вещи интересуют. Те же сапоги можно было сбыть на рынке за хорошую цену, а они их испортили. Зачем им материалы по «Пульсу»? Почему их заинтересовал «Пульс»?
Сердце защемило. Татьяна сказала с отчаянием:
– Я, чтобы купить такие сапоги, пахала два месяца.
– «Пахала»!.. – криво усмехнувшись, передразнил Игорек.
И поправил:
– Ты не пахала. Ты просто совала свой длинный нос куда не надо, а потом болтала своим длинным языком на всю страну.
– Глянь, глянь, Хисаич, какая рубашонка! – Игорек издали показал Хисаичу уютную ночнушку, действительно несколько легкомысленную. Эту ночнушку Татьяне привез из Италии муж. – Глянь, Хисаич, это как бы ее спецовка… В этой спецовке она как бы пашет…
И брезгливо бросил ночнушку на пол:
– К черту, Хисаич! Ничего здесь нет. Тетка права, никакой дурак не станет держать подозрительные документы дома.
– А в спаленке? – подсказал Хисаич. – Ты загляни в спаленку.
Игорька передернуло:
– Меня даже здесь тошнит. А в спальне…
– А меня? – в отчаянье спросила Татьяна. – Меня здесь не тошнит? Разбросали, натоптали. Кто здесь наведет порядок? Кто заплатит за испорченные сапоги?
Игорек усмехнулся:
– Не мы. Это точно.
Он видел, как Хисаич медленно встал со стула и сзади медленно протянул длинные руки к повернувшейся к Игорьку Татьяне.
– Ишь, тетку нашли! – совсем уже в отчаянье оскорбилась Татьяна, сама не понимая того, что несет. В ней теперь говорили только страх и беспомощность. – Ишь, тетку, видите ли, нашли!
От страха у нее заплетался язык, но остановиться она уже не могла:
– Мне теперь после вас возиться тут всю ночь!..
И замерла, снова в испуге прижав руки к груди.
В прихожей громко звякнул звонок.
– Муж! – шепотом выговорила Татьяна. – Это муж! Это муж вернулся!
А сама подумала: какой муж! Это же глупый Санька!.. Он что-то понял, потому и приехал… Это мой влюбленный дурачок Санька Филиппов! Это он, конечно! Он ей поможет. Эти громилы испугаются и сбегут. А она уже сегодня покажет Саньке, как следует по-настоящему прыгать с форточки на люстру, а с люстры на него, на ее спасителя!
Но вслух, почему-то шепотом, она повторила:
– Муж!
– Заткнись, – тоже шепотом ответил ей Игорек. – Знаем мы, где твой муж. Пискнешь, глотку порву. Как тот сапог.
Татьяна круглыми глазами уставилась на Игорька.
Не сделав ни одного лишнего движения, Игорек любовно извлек из-под длинного плаща пистолет.
Наверное, пистолет.
Несмотря на работу в «Криминальной хронике», Татьяна мало смыслила в оружии, только помнила, что у револьвера, кажется, должен быть барабан. У оружия, которое извлек Игорек, барабана не было. Отсюда и вывод.
– Ни звука, тетка, – предупредил и Хисаич, останавливаясь за ее спиной.
Звонок, как ни странно, верещал теперь ни на секунду не умолкая, будто его заклинило. Неизвестный за дверью никак не хотел уходить, наполняя сердце Татьяны то отчаянием, то надеждой.
Санька это! – шептала она про себя. Это Санька Филиппов, влюбленный дурачок… Догадался!.. Он сейчас поднимет на ноги весь дом!