Предположим, адаптация к мировому сообществу. Полностью игнорировать мир тяжело, железный занавес лишний раз подчеркивает наличие чего-то иного, требующего хотя бы пояснений. Пояснения давались с помощью политинформаций . Они в обязательном порядке проводились всюду, и в школах тоже. Представьте себе школьника лет десяти, ребенка с умственными способностями, ограниченными в равной мере возрастом и природой, который мглистым утром, перед основными уроками читает по бумажке с вечера заготовленный текст тяжело кумарным от недосыпа одноклассникам. Текст примерно такой:
– В международном плане отчетный период представляет время сложное и бурное. Оно отмечено, прежде всего, интенсивной борьбой двух направлений в мировой политике. С одной стороны, курс на обуздание гонки вооружений, укрепление мира и разрядки, на защиту суверенных прав и свободы народов. С другой стороны, курс на подрыв разрядки, взвинчивание гонки вооружений, политику угроз и вмешательства в чужие дела, подавление освободительной борьбы. Однако в пропаганде империалистического рупора сказывается дефицит последовательности и деловитости…
Проходит пять минут. Потом еще пять минут. Политинформация продолжается. Следует переход к историческим аспектам.
– Весенней очистительной грозой пронеслась Октябрьская социалистическая революция по необъятным просторам России. Она смела на своем пути все старое, отжившее. Государство приступило к социалистическому преобразованию хозяйства. Но контрреволюционные силы не могли смириться с окончательной потерей своих позиций…
Ступор аудитории обрамляет монотонную пафосность политинформатора.
– Международные и внутренние силы капитализма объединились для борьбы с первой в истории человечества Советской республикой.
Но Россия вдаль глядела – нет пути назад.
Ленинский горячий, цепкий, непреклонный взгляд.
И, с великой верой глядя Ленину в глаза,
Шел народ, седой, как море, темный, как гроза!
Раздается звонок, приглашающий приступить к первому уроку. Политинформация закончена. Все начинают заниматься математикой.
Пожалуй, самое идеологически грандиозное, разовое мероприятие за советское мирное время – «Олимпиада-80». Любой кухонный разговор о ней начинался так:
– А помнишь, тогда, перед Олимпиадой, всех проституток, бомжей – всех! всех! – за сто первый километр выселили? Кошмар!..
При этом любой гражданин продолжал уверенно осознавать, что в нашей стране нет проституток, нет бомжей. Безработных нет, наркоманов. Нет преступности. Ничего такого. Есть лишь отдельные элементы . Супротив организованного рабочего класса, крестьянства, верных ленинцев и нас, их надежных помощников, хорошими отметками помогающих старшим.
Вуаль железобетонных клише, пугающих штампов, лжежизненных лозунгов сопутствовала естественной жизни с неуклонностью времен года. Поначалу тебе дают октябрятский значок, через несколько лет вяжут пионерский галстук, еще через несколько лет вручают комсомольский билет, позже, когда заслужишь, – партийный. Но монолит идеологии был эфемерным, бумажным. Все болталось. Сегодня одно, завтра – другое. До бутылки – черное, с похмелья – белое. Или наоборот. Сперва клянут шепотом, потом на собрании громко восторгаются. И ведь не докопаешься! Приступишь с ножом к горлу:
– Ты что ж, скотина этакая, двурушничаешь?!
А он ответит:
– Да мне… тут… вот… там… обещали…
Или он же ответит:
– Да ты… да как ты смеешь?!! Провокатор!!! Держите его!! Наймит!! Позорит ячейку!!!
Вашего покорного слугу однажды съели с говном. А я всего лишь, присутствуя на общешкольном заседании в честь годовщины Энгельса с Марксом, от чудовищной скуки звякал металлическими рублями, пересыпая их из одной ладони в другую. Среди основных пунктов возмездия, как сейчас помню, значилось:
1) неуважение к классу (рабочему), классам (одноклассникам), классикам (Марксу-Энгельсу);
2) демонстрация превосходства (наличие рублей, а не копеек);
3) хвастовство, не достойное пионера (позвякивание), и
4) особый цинизм (продолжительное позвякивание).
Что уж говорить о таком событии, как появление в городе первых видеомагнитофонов! Возможность самостоятельно выбирать умопомрачительные зрелища сравнима, пожалуй, с полетом Гагарина в космос. Это как переход полинезийцев от бус к компьютерам. Всего пара-тройка счастливчиков из нескольких десятков тысяч горожан получили такую возможность, обеспечив себе уникальное положение. Вот, допустим, говорят: человек с большой буквы. Всем все понятно. Но ведь речь опять-таки идет о человеке. А первые пользователи VHS, конечно, были уже как бы не совсем люди. Точнее, мы все перед ними становились уже не совсем людьми, а они превращались почти что в инопланетян – загадочных, могущественных, а с точки зрения редких счастливчиков, попадавших на закрытые домашние просмотры, еще и добрых. Очень хотелось с ними дружить. Быть полезным, знаете ли. Держать, хотя бы иногда, в руках эти вот… такие вот штуки черные, ни на что не похожие. Со стеклышками. Там у них пленка внутри.