Дин Крич, мой старинный мажордом и повар, появился с подносом, неся чай, чашки и сандвичи. На угощение не поскупился.
— Ты в хорошей форме, — только и сказал он.
— Больше упражнений и меньше пива. Это просто ад.
Дин поплелся обратно на кухню.
— Он стал медленнее, — заметил я.
— Мы все стали медленнее. Что стряслось?
Синдж знала: я не наведался бы домой, если бы что-нибудь не произошло. Это ее обижало. Теперь, когда она управляла хозяйством, ей не нравилось, что я как владелец бываю здесь наскоком. Но еще сильней не нравилось, что Тинни говорит мне, кто мои друзья и когда я могу с ними увидеться.
Я объяснил, что стряслось со мной и что, по словам Белинды, стряслось с Морли.
— Между этими событиями есть связь? — спросила Синдж.
— Логической — нет, — пожал я плечами.
— Но ты не веришь в силу совпадений.
— Естественно.
— Первое, что нам нужно сделать, — это перевезти Морли сюда.
Такое не приходило мне в голову. Я отлично понимал доводы Синдж. Не было безопаснее места, чтобы спрятать Морли, чем это.
— Белинда говорит, он слишком тяжело ранен, чтобы его перевозить.
— Ты будешь с ним. И поймешь, когда он сможет выдержать переезд.
Я кивнул.
Несколько мгновений Синдж смотрела в никуда, потом сказала:
— Я подумываю снести стену между этой комнатой и твоим старым кабинетом. Есть возражения?
— Только эмоциональные. В этой комнате таится несколько тысяч воспоминаний.
Комната была самой маленькой в доме. Я обычно описывал ее как чулан с галлюцинациями.
— Во всяком случае, мы будем слишком заняты, чтобы приглашать рабочих. Покойник спит. Сообщаю, если вдруг ты надеялся с ним посоветоваться.
— Я догадался. Он меня не изводит, — сказал я, обводя взглядом ряд устроенных Синдж стеллажей. — Тут много книг.
— Иногда мне больше нечем заняться. Теперь следопытов нанимает только Гвардия. Она стала настолько умело проворачивать свои делишки с законом и порядком, что люди сами сдаются, поразмыслив над тем, что после полудюжины пинт казалось хорошей идеей. Наказания уже не такие суровые. Я веду бухгалтерию для Фунта Застенчивости. Управляю его капиталовложениями. И твоими. И учусь. И все.
У меня есть капиталовложения? Как случилось, что я об этом не знаю?
Это потому, что я бы потратил деньги, вместо того чтобы вкладывать их.
Еще одна особа женского пола думает за меня.
— Твои капиталовложения дают неплохие результаты.
— Особенно в Объединенную производственную компанию?
У меня был в ней маленький процент, но я никогда не рассматривал это как капиталовложение. Я не вкладывал туда деньги, только себя самого.
— Особенно. Но я инвестировала кое-какие твои наличные в другие предприятия. Ты будешь получать доходы, даже если ваша Объединенная развалится на части.
Я пропускал ее слова мимо ушей. Встречаясь с Синдж, я обычно просто смотрел на нее. Не выискивал знаки, уверена ли она, что все будет в порядке в случае, если отношения между Тинни, фабрикой и мной вдруг прервутся. Позже я подумаю об этом.
— Понятно.
Мы перевели разговор на темы, которые не требовали признаний, как сильно мы друг по другу скучали.
Вошел Дин. Он принес и себе чай и печенье и сел в свободное кресло.
— Вы вернулись, мистер Гаррет?
8
Я бродил по дому, каталогизируя изменения и вспоминая былые времена. Изменения касались покраски стен и новой мебели. В руке я нес большую кружку пива. Здесь его хранился приличный запас. Я знал, что так и будет. Синдж любила пиво.
— Ты не приводила сюда гостей?
— Никого, кроме брата, нескольких рабочих и учеников Покойника. Фунт приходит только по делу, с тех пор как я прикрыла его кредит на пиво.
Настоящее имя ее брата было Фунт Застенчивости, но его знали на улицах как Джона Растяжку, главаря самой большой банды крысюков в городе. У них с Синдж была лишь общая мать, но они, будучи из разных пометов, сохранили на удивление крепкие отношения.
— Он просто ничего не может поделать с тем, что он крыса, — сказала Синдж. — И пользуется этим.
— Не задирай брата. Он может быть полезным.
— Гаррет.
— Прости. Я не могу не беспокоиться о тебе.
— Однако ты так негодуешь, когда другие беспокоятся о тебе.
Я пожал плечами. Быть последовательным — признак ограниченного кругозора.
Мы вступили в прохладу комнаты Покойника. Одна маленькая свеча горела в подсвечнике за дверью. Она рассеяла тьму, когда я внес ее в комнату, но не предназначалась для освещения. Она требовалась, чтобы зажигать лампы, когда Его Милость принимает людей, нуждающихся в утешении света.