Начало, короче говоря, было положено, — а что было дальше, известно так хорошо, что и говорить о том нет никакой надобности. Помяну лишь, что в 1858 году, когда ни одного свидетеля событий уже не было в живых, в Бостоне начали отмечать День Мучеников Свободы, а в 1888-м был установлен памятник жертвам резни, на фронтоне которого перечислены славные имена всех шестерых, включая, разумеется, и Кристофера Сейдера. Учиться на их примере много десятилетий наставляли детвору. Нынче, правда, о суде (но не о предыстории сюжета) уже рассказывают все более и как есть. Хотя отголоски старой версии, гласящей, что «капитана Престона и его солдат осудили за убийство», типа, как насчет иракских ОМП, с которыми когда-то, — бывает, бывает, — слегка ошиблись…
Глава 2
Мы, американский народ
Генеральная репетиция
А сейчас вернемся на век назад и поговорим о событиях, связанных с именем Натаниэля Бэкона. Дело было, правда, еще в эпоху колониальную, то есть скорее к Англии относится, чем к Соединенным Штатам, которым еще только предстояло возникнуть полный век спустя. Однако, с другой стороны, именно этот сюжет будущие отцы-основатели Империи Добра, — в частности, сам Томас Джефферсон, голова из голов, — считали примером для подражания и вообще первым случаем, когда «американский народ заявил о себе как об отдельной от англичан нации, исполненной чистого патриотизма, добродетели и любви к свободе». А это, согласитесь, уже кое-что.
К тому же в самом сюжете таится некая будоражащая душу загадка. Задолго до нынешних времен толерантности и взаимного согласия, отношение к Бэкону странным образом объединяло несоединимое. Самые твердокаменные, прошлого еще поколения коммунисты США, типа Герберта Аптекера, считали его «чудесным, ярчайшим примером объединения всех угнетенных, белых и черных, в борьбе с колониальным гнетом Англии». Спустя поколение в ту же дуду дудел идеолог «новых левых» Теодор Аллен, указывавший, что «выступление народа против буржуазии, начавшись как результат расхождений в «индейском вопросе» между элитными и неэлитными плантаторами, превратилось в гражданскую войну, в которой вооруженный рабочий класс, черный и белый, дрался плечом к плечу за отмену рабства». И вместе с тем, что интересно, примерно в том же ключе высказывались и закоренелые консерваторы, даже расисты вроде Ника Салливана, рассматривавшие Бэкона как «самого великого патриота и демократа Америки до Вашингтона». Уже любопытно. Получается, что какой-то конфликт между группами каких-то плантаторов, чего-то не поделивших по «индейскому вопросу», каким-то непонятным образом перерос в совместную вооруженную борьбу белых и африканских рабочих против рабства, да еще и против гнета Англии. Странно. Непонятно. Будем разбираться…
Мы в Город Изумрудный идем дорогой трудной
Вирджиния, самая, как говорили тогда, «царственная» колония Англии в Северной Америке, по праву считалась славным местечком. Не холодно и не жарко, аккурат между будущим Севером и будущим Югом, но все-таки больше Юг. Населена была не хмурыми сектантами-разночинцами, как чуть севернее, а людьми свободомыслящими, ни Бога, ни себя не забывающими, в немалой степени дворянами. Занимался тамошний люд в основном сельским хозяйством, в социальном смысле делясь на «джентльменов», — около 1000 семей, — потомков первых поселенцев, прогнавших индейцев с берега и владевших большими и богатыми плантациями близ моря, где трудились чернокожие невольники, и «народ», численностью раза в четыре больше. «Народ», в свою очередь, распадался на «сквайров» (плантаторов победнее), фермеров и безземельную мелюзгу — в основном из отбывших семилетний срок «кабальных слуг» («белых рабов»), то ли сосланных из метрополии на каторгу, то ли оплативших трудом переезд. Ну и еще полезно для понимания дальнейших событий знать, что управлялась Вирджиния, как положено, своей Ассамблеей, но губернатора, поскольку колония считалась коронной, назначали из Лондона, а правом голоса обладали только свободные белые мужчины, владевшие землей или иной собственностью, вроде мастерской или судна. Но главное, конечно, землей, поскольку мастерские были в основном на плантациях, а корабли плантаторам же и принадлежали.
В общем, поначалу такой порядок дел был даже справедлив, но по мере роста колонии белых свободных «лишенцев» становилось все больше, и они все настойчивее поговаривали о том, что неплохо бы получить право голоса. Не политики ради, политика мало их волновала, а потому что к 1674 году на повестку дня вышел «индейский вопрос», которого раньше как бы и не было. В отличие от суровых сектантов Новой Англии, считавших краснокожих еле-еле животными и спровоцировавших туземцев вести себя соответственно, а затем вырезавших «дьяволов» подчистую, в Вирджинии царило согласие. Девятнадцать небольших местных племен, проиграв войну 1644–1646 годов, жили, не нарушая договор, лояльно служили английской короне, платили дань пушниной и даже помогали колонистам в войнах с более далекими, «немирными» племенами.