На стене психиатрической лечебницы серели приказы о введении осадного положения.
Старый литейщик хмуро смотрел на человека в кителе.
— Проломили башку, — проговорил он наконец.
— Кирпичом, — сухо добавил незнакомец.
На панели лежал субъект со свиным рылом; он стонал и слабо дергал ногами; чуть выше лба, в коротко остриженных волосах, чернели капли запекшейся крови. Рядом с ним, слева, валялся обломок кирпича, которым его ранили; справа, неподалеку от его руки, лежал револьвер вороненой стали военного образца. Субъект со свиным рылом часто мигал и безостановочно повторял:
— Не троньте!
Старик литейщик наклонился к нему, ухватил под мышки и сделал знак молодому. Тот поднял субъекта за ноги. Человек в кителе смотрел на них с недоумением, не понимая, что они собираются делать. Рабочие уже стояли на куче песка и раскачивали, словно куль, субъекта со свиным рылом.
— Давай! — скомандовал литейщик.
Размахнувшись, они швырнули его через стену. Тело коснулось края стены, мелькнула пухлая, судорожно цепляющаяся за выступ рука, на какой-то миг лютой ненавистью сверкнули на них глаза шпика, затем тело обмякло, субъект слабо взвизгнул и рука исчезла. За стеной раздался звучный хруст — что-то рухнуло на грядку с овощами. Затем воцарилась тишина.
Все произошло мгновенно и просто, словно убрали чумной труп.
Молодой модельщик поднял с земли помятый котелок и перебросил через стену вслед за телом, а литейщик в тот же миг швырнул в открытый водосток офицерский револьвер системы «Фроммер» 65-го калибра, — оттуда донесся сильный всплеск.
— Вот это зря! — сказал с укоризной юноша, взглянув на старого литейщика. — Ведь у нас винтовки отняли.
Литейщик, пожав плечами, хмуро уставился в землю.
— Ступай домой, Густи! — процедил он наконец сквозь зубы. — Я… я провожу его до шлагбаума.
За каменной стеной, огораживающей сад психиатрической лечебницы, раздался резкий гортанный крик.
— Красный сброд!
Затем послышался топот ног — и вновь воцарилась тишина. Молодой модельщик молча повернулся и, не простившись, зашагал к Андялфёльду. Старый литейщик и человек в кителе свернули влево и переулками направились к проспекту Сент-Ласло. Издалека донесся шум проходящего трамвая; на углу они столкнулись с женщиной.
— Вы слышите? — обратилась она к ним. — Злодеи опять обижают несчастных сумасшедших! Слышите, как они, бедняги, кричат! Все время… Спать не дают!
Широко раскрыв глаза и вытянув шею, женщина прислушалась.
— Сейчас не слышно, — недовольным тоном пробормотала она.
Мужчины продолжали путь молча; но вот, нарушив длительное молчание, заговорил старик:
— Садовая стена высока и тянется до проспекта Хунгария. Там ворота. Можно спокойно идти. Но чем все это кончится, товарищ Эгето?
Человек в кителе бросил на литейщика быстрый взгляд.
— Откуда вы знаете мою фамилию? — спросил он тихо.
Старик посмотрел ему прямо в глаза.
— Вашего Капочи, — сказал он хрипло, — прикончили вчера вечером возле улицы Форгача. Дубинкой.
Они шли уже по проспекту Сент-Ласло. Вблизи лачуг, вросших в землю, возились в пыли маленькие замарашки. У одной из лачуг на круглой тумбе, сохранившейся от стародавних времен, сидел мужчина без пиджака с газетой в руках; это была «Непсава» с интервью министра иностранных дел Петера Агоштона:
«…весьма обнадеживающим является категорическое заверение Антанты не вести переговоров с контрреволюционным правительством и не поддерживать с ним никаких отношений».
Эгето вытер рукавом потный лоб. Литейщик коснулся его руки.
— С тех пор как премьером стал Пейдл, — сказал он, — побоища не прекращаются. Они рыщут целыми бандами и выискивают наших даже в трамваях. Белые бандиты… На проспекте Хунгария у трамвайной остановки постоянно дежурят трое. Белобандитов становится все больше… А правительство, правительство даже оружие у нас…
Эгето снова отер лоб. Литейщик заметил, что на его правой руке не хватает двух пальцев — указательного и среднего. Эти два пальца были оторваны осколком гранаты еще в 1916 году на сербском фронте.
— Много развелось предателей, — немного помолчав, проговорил Эгето. — Бешеные собаки!
На углу проспекта Хунгария стояли трое: два младших почтовых чиновника и какой-то человек с подусниками.