-- Ну! -- скомандовала Оля. -- Повторим домашнее зада-ние.
-- Хоть уж в воскресенье-то... -- попробовал было увиль-нуть Витька. Но Оля была непреклонна:
-- Никаких воскресений! Ты у нас будешь... Циолков-ским.
-- Нет, он у нас будет Жолио Кюри. -- Лидок погладила Витьку по голове. -- Верно, Витя?
-- Да иди ты! -- Витька так тряхнул головой, что у него шея хрустнула.
Девушки засмеялись.
-- Не хочет. А кем же ты хочешь, Витя?
-- Золотарем.
Лидок не знала такой профессии. Решила, что это что-то связанное с золотом.
-- Ну, Витя, это тяжело. Это где-то в Сибири -- там хо-лодно.
Витя, в свою очередь, посмеялся от души. И не стал объ-яснять невестам, кто есть золотарь.
Сели за стол.
-- Ты таблицу умножения знаешь, конечно? -- начала Лидок.
-- Знаю, конечно.
-- Перемножь вот эти цифры. Только не сбейся.
Витька умножил скучное число на число еще более скуч-ное, получил скучнейший результат.
-- На.
-- Пра-ально. Еще. Тренируйся больше.
-- Ну и дура ты! -- не выдержал Витька.
Лидок сделала большие глаза и перестала сосать конфетку.
-- Витя, да ты что?! -- изумилась сестра Оля. -- Разве так можно?
-- А чего она?..
-- Чего она?
-- "Тренируйся"... Кто же тут тренируется? Тренируются на турнике или в футбол.
-- А зачем же обзываться-то? Нехорошо это.
-- А еще -- городской! -- вставила Валя.
-- Они, городские-то, хуже наших, -- заметила Лидок. -- Получают там раннее развитие... и начинают. -- Она опять принялась сосать конфетку. -Давай дальше. Умножь от это на это.
Витька стал умножать.
Лидок склонилась над ним сзади и следила.
-- Непра-ально, -- сказала она. -- Семью осемь -- сколь-ко?
-- Пятьдесят шесть.
-- Ну... А ты сколько пишешь?
-- Шесть пишем... А!
-- Ну, о-от.
Витька принялся снова вычислять.
Лидок стояла над ним.
-- Та-ак, та-ак...
-- Перестань сосать свои конфеты! -- взорвался Витька.
Лидок толкнула ладошкой Витьку -- носом к тетрадке.
-- Умножай.
-- Дура, -- сказал Витька.
-- Папа! -- позвала сестра Оля.
Из горницы вышел дядя, строгий и озабоченный: он со-ставлял какой-то отчет, на столе в горнице лежал ворох вся-ких ведомостей.
-- Как же ему помогать? -- пожаловалась Оля. -- Он на нас говорит -"дуры".
-- Зайди ко мне, -- велел дядя Коля.
Витька без робости зашел к дяде в горницу.
-- Вот что, дорогой племянничек, -- заговорил дядя, стоя посреди горницы с бумажкой в руке, -- если ты будешь тут язык распускать, я с тобой по-другому поговорю. Понял? Я тебе не мать. Понял?
-- Понял.
-- Вот так. Иди извинись перед девками. Они целые не-весты уж, а ты... Сопляк какой! С ним же занимаются, и он же начинает тут, понимаешь... Иди.
Витька вышел из горницы. Сел на свое место. Девушки неодобрительно посматривали на него.
-- Попало? -- спросила Лидок.
Витька взял чистый лист бумаги... подумал, глядя на крупную Лидок... И написал размашисто, во весь лист: "ФИФЫЧКА". И показал одной Лидок.
Лидок тихонько ахнула, взяла лист и тоже что-то написа-ла. И показала Витьке.
"ШИРМАЧ ГОРОДСКОЙ" -- было написано на листе.
Витька не понял, что это такое. Взял новый лист и напи-сал: "СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА".
Лидок фыркнула, взяла лист и быстро написала: "ТЫ ЕЩЕ НЕ ДОРОС".
Витька долго думал, потом написал в ответ: "СВЕЖАСРУБЛЕННОЕ ДЕРЕВО ДУБ".
Лидок быстро нагнулась и выхватила лист у Витьки. И по-шла было с ним в горницу.
-- Ну давай умножать-то?! -- воскликнул Витька. -- Чего ты бегаешь-то туда-сюда?
Какой-то родственник Владимира Николаича защитил диссертацию. По этому случаю давался банкет в ресторане. Приглашены были и Владимир Николаич с Грушей.
Опять шли улицей городка. Опять было воскресенье; где-то из громкоговорителя рвалась железная музыка.
Шли под ручку. И были нарядны пуще прежнего.
-- Я вот этого знаю, -- негромко сказал Владимир Нико-лаич. -- Только не оглядывайся! Попозже оглянись.
Груша прошла несколько шагов и оглянулась.
-- Ну? И что?
-- Он раньше в Заготконторе работал... Мы однажды приехали с ним в командировку, он говорит: "У меня тут при-ятель в доме отдыха, пойдем к нему". Ну, пошли к прияте-лю... Выпили, конечно. И вот этот, который сейчас прошел-то, Струков его фамилия, берет гитару и начинает петь "Не шей ты мне матушка". Потом идет в прыгательный бассейн... А там какие-то соревнования по прыжкам были. Он идет с гитарой на самую вышку и прыгает солдатиком -- и поет.
-- Да он что?!
-- И что характерно: даже когда летел, он умудрялся иг-рать на гитаре. Потом вынырнул, вылил из гитары воду и все равно продолжал играть и петь.
-- В воде-то? Как же?
-- Ногами работал... Ну, конечно, сообщили на работу. Приходил ко мне: "Напиши, как свидетель, что я случайно сорвался".
-- Ну, и ты что?
-- Ничего. Что я, дурак, что ли? Он случайно зашел на вышку, случайно прыгнул, случайно плавал в бассейне и орал... Все случайно! Кто поверит? Не стал я ничего писать.
-- Ну, выгнали? С работы-то?
-- Наверно. Не знаю, не встречал его после. Наверно, вы-гнали. Таких спортсменов долго не держат.
-- Вот дурак-то!
-- Не дурак! Какой он дурак? Это так называемые духари: геройство свое надо показать. Я, если напивался, сразу под стол лез...
-- Под стол?
-- Не специально, конечно, лез, но... так получалось. Я очень спокойный по натуре.
В ресторане для банкета был отведен длинный стол у стены.
Приглашенные, некоторые, уже сидели за столом. Сиде-ли чинно, прямо. Строго поглядывали на другие столики, где ужинали, выпивали, курили, разговаривали...
Играла музыка, низенький, толстый человек пел ита-льянскую песню.
-- Гордо, но -- с уважением, -- учил второпях Владимир Николаич, пока они с Грушей шли через зал к банкетному столу. -- Станут интересоваться, где работаешь, -- фабрика тонкорунного волокна. Все. Кем -- неважно. В поведении можно быть немного небрежнее. Вон та, в голубом платье... Да вон, вон!.. -зашипел Владимир Николаич, показывая глазами. -- Возле самовара-то!