— Слушай, брат, — начал он осторожно, понимая, что я в любую секунду могу взорваться. В чём-то мы с ним всё же похожи, — знаю, что ты боишься, но ведь ты уже вырос. И ты, как и я до жути хочешь знать, что находиться в той комнате. Ты же знаешь, что так оно и есть. Давай. Пойдём.
Он протянул руку, словно бы в знак примирения. Я понимал, что это уловка. Ощущение неловкости и сочувствия для него лишь пустой звук. Всё же я встал. Осторожно повесил девочку с кудрявыми волосами и собакой на место. Её глаза светились неимоверным счастьем. Мои нет. Ручками девочка обнимала своего ретривера за шею. С моей же собакой что-то сделал старший брат. Грета, никогда так больше и не вернулась в наш дом. Малышка на фото невероятно красиво морщила носик и хохотала, широко открыв рот, потому что по её щеке ползла божья коровка. Я же хотел плакать от беспомощности. Редкое фото. Одна из немногих работ фотографа, на которой передан миг счастья.
— Пошли, — сказал я и стал подниматься наверх. Артём последовал за мной, не издав ни звука. Вставил ключ в замочную скважину и повернул. В тот момент, хоть он и издевался над своим младшим братом и его страхами, но в те несколько секунд, пока он открывал дверь, ведущую на мансарду, мы не дышали оба.
Крутые ступени, освещённые ярким солнечным светом, вели наверх. Артём пошёл первым, я за ним словно тень, потому как мне казалось, что душа покинула моё тело. Даже не знаю, что я рассчитывал увидеть за той дверью, но явно не так много света и тепла.
В своих фантазиях я видел мрачное помещение, куда не светит солнце. Холодное, с низким потолком и прогнившими досками на полу. Внутри, конечно же, тёмная комната завешанная чёрными заплесневелыми шторами. Железный рабочий стол, металл которого не впитает пролившихся случайно реактивов. Натянутые вдоль чёрно-белые пожелтевшие фото и лики смерти на них. Ампутированные конечности. Заражённые страшным вирусом тела, лица искажённые в предсмертных гримасах боли и мучений. Трупы гниющих людей и животных, брошенные догнивать под жарким солнцем. Пытки, вопли, издевательства. Я был уверен, именно подобными фотографиями занимался покойный брат моего дедушки в последние годы своей жизни. Такой я представлял «Кровавую серию», о которой по всему миру ходили легенды, но не видел почти никто.
— В нашем доме из «Кровавой серии» ничего не висит, не надо боятся, — успокаивал нас когда то дедушка. «Военная» — называют её в народе, «Кровавой» — называем её мы. Мне хотелось верить ему, но мысли постоянно возвращались к запертой мансарде. И ещё я чувствовал их.
Здесь, окружённый своей извращённой манией выжать из одного лишь момента невозможное, наш гениальный дед сходил с ума и сам становился похожим на персонажей своих фотографий. Это я рассчитывал увидеть, но не столько тёплого ласкового света. И ещё потемневшие от времени опилки на полу. Длинный деревянный стол и инструменты для работы с деревом на нём. Разбросанные под ногами куски пластов дерева какого-то чудаковатого происхождения. Никакой тёмной комнаты и штор. И пахло здесь не реактивами для проявления фотографий, а растворителем. Я думаю, это был запах лака. Я обошёл вокруг стола и осмотрел шкатулку, что стояла на нём. Маленькая, приблизительно десять на пятнадцать. Её неровные края и кора того самого дерева на них придавали ей странный вид, будто слепил её ребёнок и между тем я видел в ней великое мастерство, руку человека хотевшего создать нечто совершенное. Прочёл надпись на крышке: «D. Elfman». Его псевдоним, под которым он выставлялся вначале. И приписку чуть ниже — на память о том, как я умер.
Рядом на коричневом пятне лежала ножовка для резьбы по дереву. Я сразу понял, что это высохшая кровь, хоть и не знал этого наверняка. Дедушкина кровь.
— Я ничего не трогал здесь. — Он поднялся бесшумно, так, будто проделывал это каждый день. Я хотел прикоснуться к ней, к той пиле. Ощутить прохладу металла в своей ладони, но тут же одёрнул руку услышав его мягкий голос. — И тебе не советую.
— Господи боже. Дед! Я от страха чуть в штаны не наложил.
— Интересно. Это потому что ты стащил мои ключи или потому что рассчитывал познакомиться с призраком моего братишки?
— Я… — он замямлил, но тут же взял себя в руки, надо отдать ему должное наглости у него хватало. — Как ты поднялся сюда так тихо?!
— Вот это внук, совсем не имеет значения. — Протянул дед, усаживаясь на стул перед окном, отчего тело его засветилось по краям словно окружённое божественной аурой. — Что важно сейчас, так это то, что вы готовы услышать правду…