— Брат отхлебнул виски и отвернулся к окну, через которое на него падал свет луны, вероятно, не такой яркой, как в тех местах, где он побывал, но всё же той же самой. Я открыл было рот, чтобы заговорить с ним, хотя толком не представлял, что конкретно собирался сказать. Он оборвал меня и я, повинуясь, тут же остановился. Махнул мне рукой, и я поплёлся обратно в постель к своей жене, но всё похолодело у меня внутри от этих его слов и я не мог заснуть больше представляя, как он стягивает то кольцо с окостеневших пальцев того старика. Я не мог уснуть и наследующий день и на следующий, пока усталость таки не свалила меня с ног, оставив мозг в покое и неведении. Я не видел снов.
Потом он вдруг пропал, и я не пытался его искать какое-то время, как будто что-то говорило мне, что так нужно. Я нашёл его здесь, на мансарде спустя неделю, может быть. Совершенно спокойным голосом он сообщил мне, что сделал своё последнее фото и более не фотограф. Я увидел раскрытый ящик и его длинную крышку, валяющуюся на полу со сломанными досками, словно открыть его было делом жизни и смерти. На этот стол он разложил те древесные спилы, пласты дерева из которого он пытался что-то смастерить. Я видел опилки на полу и его замыленный, словно у загнанной лошади вид. Грязную пропитавшуюся потом одежду с засученными рукавами и капли пота на его морщинистом лице. Когда он так постарел? За неделю? Куски отпиленного дерева валялись на полу и на столе с тёмной корой по краям и без неё и везде опилки, на столе на полу и на его одежде. Он сидел на стуле, на котором сейчас сижу я, и перед ним стояла шкатулка. Я видел пачку свежих фото на столе, но все они были перевёрнуты вниз и я не имел возможности увидеть, что на них. То была «Древесная серия». Последний цикл фотографий сделанный им. Я было потянулся к ним, чтобы посмотреть что на них изображено, но он остановил меня:
— Скоро ты узнаешь всё, братишка. Не торопи события. Но… пока не время. Ты уж подожди. Я сделал шкатулку и положил в неё фото, моё последнее фото.
— Ты говоришь так, будто собрался покончить жизнь самоубийством, — констатировал я, и он одарил меня доброй улыбкой, такой, какая у него была в детстве.
— Если когда-нибудь мне придёт в голову идея убить себя, ты узнаешь об этом первым. В этом можешь не сомневаться. Но я уйду, на какое-то время, может на долгое время, ты уж прими это и пойми меня правильно. Так нужно. Всё со мной будет хорошо. Хочу, чтобы ты верил в это, потому что в это верю я. А пока иди и не волнуйся. Ты посмотришь на всё это, когда меня не будет здесь.
— Так он сказал мне тогда. А когда я вернулся туда через полчаса, потому что чувство тревоги не покидало меня, то не нашёл его здесь. Лишь лужицу крови на столе и его палец без кольца, отпиленный этой самой пилой, к которой тебе так хотелось прикоснуться, внук. Я ждал его долгие годы. До сих пор жду, хотя что-то внутри меня подсказывает, что он не вернётся ко мне. Но он жив. Где бы он не находился, он жив. Это я тоже чувствую, ведь он брат мне. Он моя кровь и плоть. Я очень люблю его.
Я развесил «Древесную серию» здесь и никто кроме меня и её создателя её не видел. Теперь и вы можете посмотреть на неё. Возможно, вы сможете увидеть в ней то, чего не смог увидеть я. Может, найдёте ответы на вопросы, где он и почему ушёл.