Давно это было. Мужчина поставил на крышку рояля молоко, достал из кармана пиджака гладкое фарфоровое блюдце. Не то же самое как тогда, но всё же похожее. Вскрыл пакет и налил в блюдце молоко. Поставил его осторожно, туда, под рояль, куда раньше приходила кошка. Позвал мальчика, но он не ответил ему. Да это и не обязательно. Музыкант сел на стул, вытянув спину в струну, и открыл крышку рояля.
— Я только хочу увидеть его. Хотя бы ещё раз.
Нет. Он не забыл тех мелодий, что она пела ему, даже спустя столько лет. Но прикоснувшись к клавишам рояля, вздрогнул от неожиданно ярких звуков.
Вместе со струящимися звуками музыки пришли и воспоминания. И он вспомнил всё так, как будто это было вчера. Её призрачную фигуру, сидящую к нему спиной под, как оказалось, высоким размашистым деревом. Она сидит на скамейке и ему видно как двигается трава и трётся о подолы её длинной серой юбки. Она божественно поёт и что-то держит на руках, слегка покачиваясь взад вперёд. А он лишь хочет, чтобы она продолжала петь. Ведь её музыка, это его музыка.
Не сразу он заметил висящий на её руке маленький колокольчик. Да и как можно заметить, когда сознание утопает в музыке. Он почти не издавал звуков и не привлекал внимания, зато кошка, проходящая по сцене, то и дело поглядывала на него, но как будто чего-то боялась. Как оказалось не зря. Животные, они ведь куда лучше людей чувствуют опасность. Кошка знала, что незнакомка опасна. Музыкант нет.
Всё чаще приходя домой, он начал замечать те тёмные следы на теле сына. Он и так видел его только по ночам, но то, что видел, совсем ему не нравилось. Парень считал, что жена во всём виновата. Думал у неё с головой не всё в порядке и бил её. Сильно бил. За то, что она причиняет вред малышу.
— Это туман, это всё чёрный туман! — кричала девушка, а он всё больше убеждался в том, что сознание её помутилось.
— Чёрное появляется вечером, хватает его, то за ногу то за руку, а то и просто залезает в живот. И он растворяется. Растворяется. Слышишь? Я не могу найти его и бегаю по комнатам в поисках его. Трясу кровать и выворачиваю всё наизнанку. Я пробовала не отпускать его из рук, но он всё равно пропадает и что-то высасывает из меня заодно. Я чувствую. Но он возвращается постоянно. Лежит в кроватке, улыбается, словно ничего и не произошло. Я не знаю что делать! А ты не слышишь меня.
Разве мог он в такое поверить? Истеричка. Он желал, чтобы она была такого же цвета, как и руки его мальчика. Жена терпела. Покорно. Но ведь он не знал.
Парень не заметил, как это случилось. Слишком был увлечён своим творчеством. Как кошка, которая ходила рядом с той дымкой, то и дело касаясь своей белой шерстью дымчатой травы, вдруг шагнула в тот туман и подошла к колокольчику. Ударила лапой, беззаботно, игриво по глиняному колокольчику, висящему на её руке. Сообразил только тогда, когда она перестала петь. Просто замолчала, и он повернул к ней голову.
ОН ЛЕЖАЛ ТАМ! На её деревянной скамейке. Орал во весь голос, и тряс ручками и ножками, раскутываясь из одеяла, и готовый вот-вот свалиться. Исчадие! Исчадие ада, с длинными сухими пальцами, как ветки того самого дерева над её головой. Нет. Она не улыбалась, сохраняя спокойствие. Но она была несказанно довольна. Он видел это по её лицу. Кинулся к ребёнку. Стул, на котором он сидел, полетел за сцену. Именно в ту секунду она порвала её.
Как порвала? Порвала? Да. Кошки больше нет. Её нет уже более двадцати лет. Оказывается я жил мечтами — подумал он.
Парень опешил от того что увидел. Встал как вкопанный, забыв про кричащего сына, потому что увидел, как эти скрюченные пальцы разорвали животину. Как брызнула кровь и повыпадали кишки. Увидел одну половину кошки в одной руке, другую в другой. В следующий момент женщина протянула в его направлении окровавленную руку и показала голову кошки.
Выпученные от боли глаза и она ещё дышала и высовывала лихорадочно язык, будто хотела помыться но не могла дотянутся до частей своего тела. Всё произошло слишком быстро. Господи, он даже не знал, что что-то может происходить в таком темпе. Сын начал падать. Его падение на землю, казалось, предрешено. Но она успела, хоть и глядела на музыканта, тыкая в его направление той жуткой головой. А затем, он увидел, как оба куска разорванной кошки улетели в траву под то дерево неизвестной породы и шмякнулись туда с глухим звуком, что до сих пор звенит в его голове. Даб! И кошки больше нет.