— Что она сделала?
Дед как будто и не слышал его.
— Понятия не имею, почему она целилась в ключицу, а не в череп. Ведь она могла убить меня на раз, я бы даже отреагировать не успел. Может топор оказался для неё слишком тяжёлым, и действие получилось неуклюжим. Хотя, на мой взгляд, на тот момент она была настолько движимой безумием, что смогла бы и бензопилу одной рукой поднять. Лично я хочу верить, что где-то глубоко в её сознании, какая-то крупица её прежней, не хотела моей смерти, хотела, чтобы я имел возможность остановить её, потому как я не был уверен, что она смогла бы на мне остановиться. Она хотела, чтоб её остановили.
Топор разрубил мне ключицу, с лёгкостью проникнув в податливую человеческую плоть. Я заорал от невыносимой боли. Сам смутно помню, как схватил за топорище и выдернул топор из её рук. Я на тот момент уже почти ничего не видел, потому что в глазах у меня всё потемнело. И только шок, сохранял ясность моего ума и быстроту движений.
Мне пришлось её убить, иначе бы она убила ребёнка. В отличие от неё, я не промахнулся. Действовал не думая. Всадил ей топор промеж глаз. Она свалилась как подкошенная, а я не соображая, что делаю, вызвал скорую и открыл входную дверь. Последнее что помню — сына барахтающегося на полу в моей крови и крови матери. Он весь красный, потому что орёт надрываясь во всю мощь своих детских лёгких. А потом темнота.
— Я не присутствовал на её похоронах. Просто не мог физически. Я валялся в больнице в бессознательном состоянии. По правде сказать, не знаю, пошёл бы я тогда если б смог. После, раз в несколько недель я заезжал к ней на кладбище и привозил цветы… Приблизительно через месяц после выписки из больницы, я вдруг натолкнулся на письма. Я просто бродил по дому, не преследуя никакой определённой цели. Они лежали во внутреннем кармане её куртки, перевязанные лиловой лентой, той самой, что она купила для нашей дочери. Будучи ещё беременной, она подолгу лежала и теребила эту ленточку в руках, представляя, как будет вплетать её в волосы дочки… Я сразу вспомнил её, как только пальцы коснулись скользкой материи, я вспомнил всё, что раньше было между нами. Ту любовь, что мы дарили друг другу изо дня в день в те далёкие времена. Сам не заметил, как из глаз полились слёзы. Руки задрожали как у паралитика, и я выронил послания моей убитой жены. Для кого она писала? Я надеялся, что для меня. А может, для дочки? Я так и не понял.
— Что было в тех письмах?
Дед долго смотрел на пацана, слегка улыбнулся.
— Приподними меня немного.
— Вам неудобно?
— Просто приподними мою подушку.
— Хорошо.
Парень встал со стула и уже схватился одной рукой за наволочку, но старик остановил его сказав:
— Они все там. Достань их.
— Письма? Вы хотите сказать письма вашей жены здесь, под подушкой.
— Именно.
Они были неприятными на ощупь, как и рука старика, которой тот ухватился за парня, приподнимаясь на кровати. Большой старый слизень, который не может или уже не хочет себе помочь. Письма оказались сильно потрепанными, перетянутые неуклюжей рукой той самой лентой, но изрядно замызганной.
— Что вы хотите чтобы я сделал?
— Прочти их. Прочти их вслух. Доставь удовольствие старику. Без этих писем у тебя не сложится полной картины того, что произошло тогда и… почему. А я просто послушаю.
— Вы уверены, что хотите этого? Что если вам станет плохо? Не думаю, что вам стоит волноваться.
— Поверь, парень, хуже, чем сейчас уже не будет. Не беспокойся за меня. Просто начинай читать.
Дед откинул голову на подушку и прикрыл глаза.
Трогать их было страшно. Не потому что они были написаны рукой сошедшей с ума женщины, а потому что от них веяло злобой.
Максим осторожно развязал ленту. Обратил внимание, что у него пересохло во рту. Подумал о глотке воды и о том, что это неплохой предлог для того чтобы покинуть палату чудаковатого старика. Скорее всего, по его возвращении дед или забыл бы всё, или уснул бы спокойным сном. Но что-то не отпускало парня из комнаты, а руки сами скользнули в потрёпанный конверт и вытащили оттуда листок бумаги. Его глаза суматошно заскользили по строчкам, но дед, будто бы почувствовав неладное, прикрикнул на него так, что парень даже вздрогнул от неожиданности:
— Читай вслух!
— «Красные линии преследуют меня. Я тру глаза, сильно тру, так что они начинают слезиться. Думаю, может мне это только кажется, но нет, они вновь появляются и ведут меня за собой. Не могу этому сопротивляться. Что это!!!!! Кричу прямо посреди улицы, и люди оборачиваются на меня в недоумении и идут себе дальше…