Я вся грязная, не знаю где была и что делала, но под ногтями грязь. От меня исходит жуткий запах. Такое впечатление, что не мылась месяц. Меня это угнетает. Очень… Но линии… Не знаю, что мне делать и как скрыться от них. Они во всём виноваты.
Я дома и он опять ругает меня, отмывает. Спрашивает: Где ты была? Ты в курсе, что у тебя маленький сын! Кричит он на меня. Наверно я ошалело смотрю на него, потому что он смягчается ненадолго.
— Да? — спрашиваю я его, — в самом деле? Маленький сын?
Не помню сначала. Он приносит его прямо в ванную, и я заливаюсь слезами. Что мне делать? Не знаю»
Парень судорожно достаёт второе письмо и продолжает читать.
— «Было темно. Точно помню, как отрываю чего-то, но не нахожу. Сильно порезала руку. В шоке от того, что при свете луны кровь выглядит чёрной и… сладкой. Почему так написала? Пробовала на вкус? Брожу в темноте. То и дело падаю на колени и начинаю рыть. Кто-то видит меня. У него в руке мощный фонарь. Я бегу, но только чтобы спрятаться за тем высоким камнем. Оттуда меня не видно. Они не позволяют мне уйти. А хочу ли я? Это приятно. Сама не знаю почему. Говорят: Иди, ищи! Не могу сопротивляться. Боже! Снова рою землю. Снова плачу навзрыд. Почему? Он не может мне ответить. Он не хочет замечать!!! Больно. Я так хочу найти это, но не помню что. Он говорит у меня начал дёргаться глаз. Они говорят — всё у меня хорошо. Не знаю кому верить. Ничего не чувствую.
Бегу. Кто-то гонится за мной. Мне страшно. Оборачиваюсь. Это линии».
— «Сегодня вспомнила, как хотела назвать дочку. Кира. Куда она, кстати, делась? Очень скучаю по ней. Он говорит её нет. Как это нет?! — кричу я на него.
Вокруг белые кафельные стены. Очень устали ноги и глаза закрываются. Какая-то женщина испугалась меня почему-то. Так заверещала, что я закричала тоже. Что не так? Совсем мало времени. Почти не осталось. Что же делать, если не успею. Упала, больно ударилась. Ничего не нашла. Пытаюсь привести волосы в порядок, прежде чем зайти в дом. Смотрю на ладони. В них скатавшиеся клоки моих волос. Страшно. Почему не больно? Трудно вспоминать что делала?
Он говорит, ты спятила. Я смотрю на него. Вижу — он не понимает. Бью посуду. Какой-то ребёнок плачет. Он говорит это мой ребёнок. Не помню…»
— «Он дал мне фломастеры. Просит показать что-то. Странно. Я беру красный. Рисую сначала на бумаге, потом на столе. Не могу остановиться. Он вырывает его из рук, когда я начинаю рисовать на обоях. Мне почему-то хорошо от этого и мысли на редкость связные.
Бегу босиком. Упала в лужу. Ударилась о что-то. В глазах звёзды или это, потому что я лежу и на улице ночь. С трудом поднимаюсь. Стекает вода. Рыть! Нужно быстрее рыть. Времени совсем мало. Скоро появятся они. Поздно. Всё кругом в крови. Всё красное. Что я сделала? Рядом никого нет. Вдалеке завыла сирена. Это ко мне? Нет. Остановились неподалёку. Что за вонь?
Собака. Из её пасти капает слюна. Но она мне не страшна. Нет страшнее зверя на планете, чем человек и этот человек я. У меня есть цель… Какая? (здесь письмо прерывается на каракули, словно человек верил, что писал чего-то, но не знал что именно)
Он отвёз меня в больницу. Мужик в белом халате прописал транквилизаторы и сказал, что всё наладится. О чём они говорят? Не понимаю. Надоел детский крик. Сил больше нет. Надо что-то с этим делать».
— «Раздражение. Злость. Сколько можно? Опять линии. Ничего не вижу. Топор? Нет! В руках чьи-то кости. Зачем? Постойте-ка. Чьи кости? Я нашла? Нет. Большие. Не те. Надо маленькие. Где? Целый день просидела глядя в одну точку. Я что-то забыла. Ходит, смотрит на меня. Не поддамся. На улице дождь. Холодно. Давно я здесь? Ему всё равно. Я пыталась. Он не слушает. Схожу с ума? Нет. Это всё линии. Они морочат голову. Слишком поздно. Не успеть. Пошёл спать. Я тоже? Нет. Я встала. Смотрю на топор. Зачем? Сходила, зажгла во дворе свет. Вот. Так гораздо лучше видно. Мне её не найти. Он спрятал. Он спрятал! Зачем?! Щас узнаю. Только возьму топор»
— Господи боже, — только и сказал парень, после нескольких минут оцепенения.
— Я дал ей фломастеры. Господи, зачем? Разве мог я тогда подумать, к чему это приведёт?!
Теперь он плакал и не скрывал своих слёз.
— Положил перед ней карту города, буквально расстелил её на столе. Поверх выбросил фломастеры, которые она купила для погибшей дочки, а она смотрела на меня своим опустошённым тупым взглядом. Я сказал: Покажи! Нарисуй куда ты ходишь. Я должен знать, что происходит с тобой. Я должен знать, где тебя искать. Она взяла красный. Сначала действительно рисовала, потом начала воображать, ходить за этими грёбаными линиями, что рисовали путь в её голове. Я не знал, что так будет. Господи, прости, я не знал.