— А зря.
— Почему?
— Эта женщина, что выслушивала все мои страхи по ночам, женщина, которая была настолько жестокой, что умудрялась напрочь абстрагироваться от всех тех ужасов, что я пересказывал ей, разговаривала в тот момент с другим мужиком. Разговаривала с тем самым мудаком! Конечно, ты не поверишь мне, но я всё же скажу, что замерев в те секунды, в четырёх километрах от места, где сгорела её машина, стоя в распахнутом халате, который я забыл завязать, потому как думал совсем о другом, со взлохмаченной после сна головой, я вдруг увидел ослепительно яркий свет остриём вонзившийся в её машину. Услышал, как от неожиданности она вскрикнула, словно и впрямь почувствовала боль и прикрыла рукой глаза. Но телефон из руки не выронила. Услышал его голос, взывающий к ней из телефонной трубки. В те секунды он уже не называл её ласково «Понча», чтобы это ни значило. Понял, что произошло нечто страшное. Понял, что она не доедет до него. О, как он вопил, этот грёбаный мудак, любитель серых костюмов, вкусной жратвы и чужих жён. В жизни бы не подумал, что мужчина способен на такие эмоции. Провались он пропадом. Да и хер с ним. Важно другое. Тебе известно, что попадание молнии в машину — это случай один на миллион. К тому же, даже если подобное явление всё же происходит, люди, сидящие внутри машины не способны пострадать. Машина — просто груда железа. Она как клетка Фарадея, если тебе известно конечно, что это такое. Железо принимает на себя электрический разряд, принимая возможные повреждения на себя и человек, сидящий внутри во время удара молнией, даже не осознает, что на самом деле произошло. Никакой боли. Вообще ничего.
Но твоей матери не повезло. В её случае разряд заблокировал двери и начался пожар, вероятность возникновения которого настолько ничтожно мала, что тут и впрямь стоит задуматься — а не судьба ли всё это? В любом случае, тебе известно, что она так и не смогла выбраться наружу. — Мне… мне кажется… в машину попала молния — мямлит эта сучка. — Вдруг говорит отец, кривляясь, пародируя голос моей матери, отчего по коже моей пробегает холодок. Возможно, я даже побледнел, но старик этого не заметил. — Дорогой… я чуть не влетела в дерево — запыхавшись, говорит она ему. И это правда. Её передний бампер остановился в каких-то трёх сантиметрах от высокого клёна, сырые ветви которого, повинуясь яростным порывам завихряющегося ветра, хлестают по крыше её машины. Лучше бы она и впрямь влетела в это дерево, но, тогда, она только тяжело дышала и благодарила Бога уберёгшего её от смерти. — Как? Что?… Молния в машину. Разве такое возможно? — спрашивает он, пока ещё вполне спокойно, но она не понимает его слов. Она в шоке, но мысли её недалеко и всё её внимание теперь заполняет вид, вылезающей откуда то из под бардачка, осы. Жёлто-чёрной и сонной. Недовольной тем, что её разбудили. — Здесь оса — шепчет она ему в трубку. Эта сучка даже не понимает ещё, что произошло, хоть где-то отдалённо она и слышала щелчок блокирующихся дверей прямо после вспышки света. Но она пока ещё не боится. Не знает, что произойдёт дальше. Боится лишь осу, забравшуюся в её машину. — Какая ещё оса? — теперь голос мудака взволнован. Ему не нравится, что она говорит об осе. — Выбирайся из машины — говорит он. — Скажи где ты? Я приеду. — Я… она меня ужалит — говорит моя жена, на лице которой написан ужас. Она берёт буклетик с рекламой отеля расположенного где-то на гавайских островах, одновременно вжимаясь в водительскую дверь. Она не слышит своего собеседника. Лишь оценивает шансы прибить опасное насекомое тоненькой брошюркой, как раз в тот момент, когда вспыхивает огонь. Но огонь она не видит. Замечает дым, пробивающийся в салон машины, оттуда, откуда только что выползла оса. — Ты выбралась? Где ты? Скажи, не молчи! — Она убежала от дыма… — Кто?! — Да оса же! — Откуда там дым? — растерянно спрашивает толстобрюх, и уже через секунду кричит ей в трубку: — Вылезай из машины немедленно. Слышишь?! Делай, что я сказал! — Угрожающе добавляет он, и она реагирует, но не от того, что, наконец, смогла оценить ситуацию, а от негодования. Эта бестолковая дура думает: Да как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне? Но всё же подчиняется ему. Я вижу, как она хватается за ручку водительской двери, бросив бесполезную брошюрку себе на колени. Тянет её и тянет. Дёргает, но ничего не получается. Пробует другие двери, брошюрка валиться на пол, а оса тем временем скрывается где-то под задними сидениями, пытаясь покинуть машину. Как раз в это мгновение моя дорогая жена начинает чувствовать жар, потому как, языки пламени появляются в салоне. А потом замечает приоткрытое заднее окно и в её голову приходит единственная разумная мысль за долгие годы, потому как, она понимает, что открытая форточка, это прямой источник кислорода. Тяга, из-за которой пламя, разгорится быстро. Я искренне поражаюсь несвойственной для моей тупой жены сообразительности, а потом всё моё сознание поглощает её душераздирающий визг. Она верещит истошно, надрывно, не щадя голосовые связки, пытается скрыться от безжалостного пламени огня. Наконец-то до неё дошло — думаю я, и испытываю трепет от осознания собственной правоты.